— Как ты познакомилась с Джоном? — спросила я. Мне нужно было знать. Понять, как все это началось. И, может быть, выиграть немного времени, чтобы Роан успел меня найти.

Одно только воспоминание о его имени вызвало слезы. Его лицо всплыло перед глазами: мрачная усмешка, подрагивающие губы, редкая, но такая драгоценная улыбка. Я любила все это. Любила, что каждое из его проявлений заставляло сильнее ценить другие. Но больше всего я любила то, как глубоко он умеет заботиться. Как отдаёт эту заботу людям и животным вокруг, не требуя взамен ни капли славы.

Я хотела сказать ему об этом. Хотела увидеть его голубые глаза, когда произнесу три коротких слова.

Он подарил мне так много — настоящую семью. Ком встал в горле, когда в памяти всплыло лицо Кэйди: ее сияющая улыбка и ярко-зеленые глаза. Что с ней будет, если я умру? Кто позаботится о ней?

— Я увидела его по телевизору, — сказала Айрис мечтательно, вырывая меня из водоворота мыслей. — Интервью с Орэном Рэндаллом. Как можно было не заметить его боль? Его горе?

Надо признать, Джон был убедителен в этой комедии. Он даже умудрился выдавить слезы, глядя прямо в камеру и говоря: «Я не убивал свою жену. Я не знаю, кто это сделал, но этот человек уничтожил все хорошее в моей жизни, потому что теперь я потерял и свою дочь».

Именно тогда все и изменилось. Тогда люди начали сомневаться: может, я слишком травмирована или зла, чтобы помнить все правильно. Они нашли объяснения и крови, и временным несостыковкам. Многие просто поверили ему.

— Сначала я написала ему письмо, — продолжила Айрис. — Сказала, что сделаю все, чтобы помочь. Мы стали… друзьями.

Только вот у Джона не бывает друзей. У него бывают пешки.

— Я отправляла ему деньги в тюремный магазин, книги, журналы. А потом он попросил приехать.

Я дернула стяжки, молясь, чтобы они хоть немного ослабли:

— И ты влюбилась?

Она одарила меня уничтожающим взглядом:

— Не сразу. Мы понимали друг друга. Мы оба были ранены. Поддерживали. Слушали.

— И он отправил тебя сюда? — надавила я.

Челюсть Айрис напряглась, зубы со скрежетом сомкнулись:

— Я приехала сама. Он просто хотел, чтобы я выбила из тебя правду, чтобы он мог выйти на свободу. Чуть-чуть напугала бы тебя. Но я знала — тебе нужно большее.

— Варить живых крольчат и убивать людей — это не «выбить правду», — пробормотал Стивен.

— Не вынуждай меня перерезать тебе глотку раньше времени, — зарычала Айрис.

Я ожидала, что Стивен запаникует или побледнеет, но он просто смотрел на нее. Возможно, он понял то же, что и я: она не собиралась отпускать нас живыми. А может, его вспыльчивость снова взяла верх.