У меня не осталось ничего: ни дома, ни машины, ни Бо, ни ребёнка, о котором я даже не подозревала что хочу. Из всех моих вещей остались только коробки, которые перевезла к родителям за несколько дней до аварии. А ещё у меня больше не было работы, поскольку компания Everlast, узнав о несчастном случае, отказалась от предложения. Стилист им требовался срочно, и ждать моего выздоровления они не могли.

Однако у меня всё ещё оставалась кровать в моей старой комнате и брат, который решил переехать к родителям, чтобы быть со мной рядом.

— Что хочешь посмотреть? — спросил Гаррик, устраиваясь рядом. Он взял очередной отпуск на работе, чтобы побыть со мной. Я лежала на кровати, находясь под действием обезболивающих.

— Всё равно.

Он начал прокручивать домашний Netflix.

— Ты голодна?

— Нет.

— Пить хочешь?

— Нет.

Брат продолжал искать что-нибудь интересное для просмотра.

— Ты скоро поправишься, — тихо сказал он.

Гаррик никогда не был любителем милых жестов, и это был его простой способ поддержать меня в дерьмовый момент; я чувствовала себя счастливой хотя бы за это.

Выбор пал на один из его любимых фильмов, где от начала до конца все в друг друга стреляли. Я смотрела на экран, даже не пытаясь следить за сюжетом. Всё, чего хотела, — это прийти в себя, вернуть контроль над своей жизнью, своей головой и ногами.

Мне было больно снаружи.

Мне было больно внутри.

Авария — ничто по сравнению с тем, как со мной обращался он, и с ответственностью за ту жизнь, которая никогда не родится. Я закрыла глаза, стараясь не упустить ещё одну слезу, но это было невозможно.

— Что болит? — спросил брат, не подозревая о моей внутренней боли.

— Рёбра, — солгала я.

— С этим ничего не поделаешь, ты же знаешь.

В комнату вошла мама.