Без десяти минут двенадцать. И прежде чем успела осознать свое решение, распахнула дверь зала и, даже не захватив куртку, побежала со всех ног к школьной парковке, вдыхая холодный воздух и щурясь от ярких полосок фонарей. На улице медленными хлопьями падал снег, переливаясь в лучах света. Вокруг ни души, ведь кто будет торчать на автостоянке перед школой за десять минут до полуночи? Она отшвырнула ежедневник, чтобы не мешал, и кипа листовок, зажатых между страницами, разлетелась, словно стая свободных птиц.

«Лишь бы успеть. Лишь бы он не уехал!» – повторяла как мантру Кэтрин. Пересекла Кингстонроуд и застыла в центре парковки, оглядываясь по сторонам.

А затем заметила темную фигуру вдалеке, почти у самой дороги. Короткая куртка, ботинки, вместо шнурка на одном из которых протянута красная бандана, капюшон на голове. Он стоял, пиная колесо чужой машины, подпершей его багажник.

И Кэт готова была расцеловать этого неаккуратного водителя. Потому что из‑за него она здесь. Ее колумбийская задница. Ее Хитклифф. Ее… любимый? И, сорвавшись с места, она крикнула:

– Синдикат!

Он обернулся, стянув с головы капюшон. Нашел ее взглядом и криво улыбнулся. Кэт обожала его улыбку. Обворожительно хитрую. Разрушительно обезоруживающую. На его волосы теперь падали снежинки. Холодный воздух каждый выдох превращал в полупрозрачный пар. И Кэт вдруг поняла, что ей больше не страшно. Глядя в глаза цвета самой темной ночи, она наконец‑то ощутила спокойствие и тепло.

Часы в бальном зале начали бить полночь. И, не говоря лишних слов, Кэт кинулась к Хиту, впиваясь в его губы поцелуем. Сумасшедшим и яростным. Со вкусом непролитых слез и извинений. Поцелуем, кричащим громче любых слов: пожалуйста, только не отпускай! Только не уходи! Только не оставляй меня!

Его руки уже почти привычно подхватили ее, и она зарылась ладонями в его снова растрепанные волосы, притягивая ближе. А он обнимал ее так крепко, укутав в свою куртку, что, казалось, еще чуть‑чуть – и они сольются друг с другом. И не осталось путей отступления. Все мосты Кэтрин, не жалея, сожгла.

– Спроси меня еще раз, – настойчиво попросила она, чуть отстраняясь, так что их губы теперь едва-едва соприкасались. – Спроси меня снова, ну же, давай. Пока часы бьют двенадцать. Пока еще есть шанс.

– Спросить о чем? – растерялся Хитклифф.

– О том, что спрашивал в рождественскую ночь. Потому что я сделала свой выбор.

Он осторожно поставил ее на землю, ласково глядя в глаза.

– И что же ты выбрала?

Кэт потянулась к нему, вставая на цыпочки, и прошептала:

– Тебя. Я выбрала тебя.