You already know, Mads.

Правда или действие, игра в бутылочку.

Я умею гонять мяч, ты знаешь Аристотеля.

Совершенно новый, на полную мощность,

Коснись меня, пока моя сестра поет Тейлор,

Это правда, клянусь честью скаута.

Я знаю, чего хочу, девочка, и добьюсь тебя,

Совершенно новый, на полную мощность,

Ты сама знаешь, Мэдс.

Его голос произносил ее имя из всех колонок школы. Мэддисон Эванс и представить не могла, что этот безумец способен на такое. Как он смеет называть ее сумасшедшей, когда сам стоит на сцене в костюме Призрака Оперы и поет ей песню? Немыслимо!

— ‘Cause I feel so high school every time I look at you, but look at you, — пропел он, подмигнул Мэдс и завыл раненым волком: — Ah-ah-ah-ah-ah…

Конфетти полетели, словно снежинки, осыпая Джейка и зал сверкающими блестками. Дым заволок сцену, создавая таинственность, и внезапный взрыв бенгальских огней усилил и без того эффектное представление. Логан решил, что выступление друга должно сопровождаться максимумом спецэффектов, чтобы гости не слишком концентрировались на его вокальных данных.

Джейк же, глядя на свою Мэдди, продолжал фальшиво тянуть слова песни, не испытывая ни капли стыда. Ее огромные зеленые глаза заволокло слезами, на губах сверкала глупая улыбка. Малышка Чарли была права: девочки любят подвиги.

В этот момент Джейк заметил движение в зале. Директор Беннет. Вокруг послышались возгласы: охранники начали решительно пробиваться к сцене сквозь толпу. Сердце Эванса колотилось в груди, но он продолжал петь, будто ничего не происходит. В какой-то момент ему показалось, что время замедлилось. Мэдс смотрела на него, а он смотрел на нее. Песня заканчивалась. Последние аккорды, и Джейк улыбнулся:

— You already know, Mads*****.

Конфетти все еще кружилось в воздухе, а зал наполнился громкими аплодисментами. Весь Алтиор хлопал. Девочки косились на Мэдди, не в силах поверить, что именно для нее только что спел капитан Джейкоб Эванс, а мальчики шептали: «Ну да, она горячая штучка».

Но самой горячей штучкой маскарада был директор Беннет. Красный словно рак, он уставился на Эванса налитыми кровью глазами, и взгляд этот обещал расправу. Боковым зрением Джейкоб заметил, что охранники столпились за сценой, и понял: у него только один выход. Он успел поклониться, до того как с грохотом спрыгнул со сцены. Эванс на всех парусах побежал к Мэдс, схватил ее за руку, и они помчались прочь из актового зала. Суфражистка и Призрак Оперы неслись по коридорам Алтиора, скрываясь от Беннета и охраны. «Чем не начало великой любви?» — задорно пронеслось в голове Эванса. И пусть это было легкомысленно, но тем и ценна молодость. Легкостью, тягой к приключениям и подвигам во имя любви.