Как только дверь закрывается, Кеннеди берет инициативу в свои руки и забирается ко мне на колени, так что мы оказываемся лицом к окну.

– Я никогда не каталась на колесе обозрения.

– Что? – смеюсь я. – Да не может быть!

Она отрицательно качает головой, наблюдая, как мы медленно поднимаемся над горизонтом Чикаго. Мне требуется всего мгновение, чтобы сообразить, с кем я говорю. Иногда я забываю, что у Кеннеди не было нормального детства. Что ее претенциозная мать ни за что не пошла бы с ней на местную ярмарку или в парк развлечений.

– Но однажды я чуть на него не попала.

– О да? Как так?

– У моих родителей был дом в Хэмптоне, и однажды летом, мы собирались поехать туда: моя мама запланировала званый вечер. Мне было одиннадцать или двенадцать, и я не захотела слоняться там, пока пожилые люди будут делать вид, что нравятся друг другу. Пока наши вещи грузили в машину, я сбежала, села в метро и решила провести выходные на Кони-Айленде. Там было старое колесо обозрения. Оно выглядело забавно, а я никогда на таком не каталась.

– Не может быть!

Она издает смешок:

– Очень даже может.

– Ладно, бунтарка. И как, у тебя получилось?

– Нет. Тем не менее я добралась до Бруклина, прежде чем один из водителей нашей семьи подобрал меня и отвез прямиком в Хэмптон. Мама ничего не сказала, когда я приехала. Даже попытка убежать не помогла привлечь ее внимание. – Кенни снова прижимается к моей груди. – Моя фамилия на многих производит впечатление, но расти в этой семье было не очень весело.

Я кладу ладонь ей на бедро, а другой нахожу ее руку, лежащую на коленях, и провожу подушечкой большого пальца по кольцу.

– Мне все равно, какая у тебя фамилия, Кенни. Меня волнует только то, какая она сейчас.

Она смеется:

– Ты ведь знаешь, что моя фамилия на самом деле не Родез, верно? То, что мы женаты, не означает, что я автоматически взяла твою фамилию.

– Ну, нам, наверное, стоит что-то с этим сделать.

Кеннеди не отвечает. Точно так же, как не ответила, когда я признался ей в любви. И это нормально.

– Когда ты в последний раз разговаривала со своей матерью? – спрашиваю я.

Она пожимает плечами: