— И что же это? — удивился Марк.

— Любовь, — встала я. — Та самая, которой все возрасты покорны, ну и всё в этом духе. То, что тебе не дано понять. Так что оставь эту дурацкую идею с местью. Наслаждайся жизнью и свободой. Наслаждайся всем, что она для тебя создала. Она ведь старалась ради тебя. Так порадуй старушку, будь хорошим сыном.

— Никак не пойму — выплюнул травинку Марк, — ты правда такая или всё же прикидываешься?

— Какая такая?

— Не знаю, добрая, — развёл он руками.

— Я посадила тебя в тюрьму на десять лет, — напомнила я. — Я точно не добрая.

— Я бы на твоём месте поступил так же.

Я улыбнулась.

— Ты повторяешься. И нет, того, что сделала я, ты бы никогда не сделал.

На его лице мелькнула тень, но была ли это догадка? Вряд ли.

Ведь Марк Ройтман прекрасно знал, что не толкал девушку. Что в её гибели он не виноват. Он воспринял как должное, что в итоге его оправдали. Принял как неизбежное своё наказание, потому что поступил отвратительно и сожалел. И как нечто само собой разумеющееся, что его освободили.

Что никто и не думал его вызволять, искать записи, где видно, как Виктория оступилась и полетела вниз, пока их не нашла я — он не знал.

Пока среди миллиона взломанных камер, чьи данные болтаются в сети, я не нашла нужные.

У меня ушло на это полтора года. Потом я подсказала его детективу, где именно стоят камеры. Потом Камила заставила детектива лететь в Майами. И это заняло ещё полгода.

Я его посадила. И я его вытащила.

Но пусть он этого никогда не узнает.

— Чего ты хочешь от меня? — спросила я, когда Марк что-то уж очень долго молчал.

Ответить он не успел.

Мне в ноги ткнулась собака, а рядом прозвучал знакомый, взволнованный голос, хоть и назвал меня непривычным именем.

— Маша, у вас всё в порядке?