Новый дом сильно отличается от того темного полуподземного помещения или от требующей ремонта квартиры родителей. В конце концов я призналась им, что получила существенное наследство от бабушки Катрионы (опустив деталь с условием свадьбы с Эшфордом).

Поначалу они были ошеломлены, не отрицаю, но чувство обиды им незнакомо.

И вот я сижу и жду, когда же пройдет время, а занять мне его нечем, и эти перемены сбили меня как автобус на полной скорости. В Денби я всегда готовилась к какому-то событию, или пыталась спрятаться от Дельфины, или внимательно слушала ценнейшие лекции Ланса.

А здесь – ничего. Это непрерывное безделье меня мучает. На прошлой неделе я даже вернулась в театр, спросить, вдруг им хоть что-то может быть нужно, да хоть бесплатно сцену подметать, только бы чем-то занять руки. Но театр оказался закрыт, а труппа, как я и предполагала, распущена.

Так что я вернулась домой, только сделав остановку в магазине букинистики, чтобы поискать «Гордость и предубеждение» или «Укрощение строптивой».

Я всеми силами постаралась удалить Эшфорда из своей жизни: сменила телефон, прервала общение с Сесиль и Дереку тоже адрес не оставляла. Даже билеты на матч «Барселона» – «Арсенал» где-то валяются и выцветают, позабытые в каком-то ящике. Но Эшфорд бессознательно всплывает в мыслях, а, когда живот станет еще более заметен, у меня перед глазами будет вечное напоминание о нашем коротком и фальшивом романе.

86 Эшфорд

86

Эшфорд

Она приехала не ко мне, но я все равно ее впускаю.

Вот уже несколько дней как в голове крутятся странные обрывчатые мысли, и я не знаю, к каким прислушаться. Увидев у дверей Сесиль, я почувствовал практически облегчение.

Как те отвратительные горькие лекарства, которые принимаешь с радостью, зная, что после этого тебе станет лучше.

Сесиль уверенным шагом входит в гостиную и садится в кресло у камина, положив руки на подлокотники.

Лучи света, проникающие в окно за ее спиной, обрисовывают ее фигуру, придавая ей тревожный и мистический вид.

– Выглядишь ужасно, Берлингем.

Вступление типично в стиле Локсли. В ее голосе нет ни намека на оскорбительный тон, просто безжалостная искренность. И это правда, выгляжу я ужасно, сам так подумал сегодня утром.

– А ты не ходишь вокруг да около, Локсли.

– Это настолько очевидно, что было бы лицемерием не заметить. Я тебя таким не видела с тех пор, как в школе нам показали «Список Шиндлера».

Вздыхаю, но ничего не отвечаю. Пусть лучше она говорит. Господи, как же мне хочется, чтобы она что-то сказала.

– Где Джемма? Я вчера вернулась из Брюгге, звонила ей, чтобы пригласить в гости, но номер недействителен. Потом Ланс мне сказал, что ее нет, а ты меня вдруг непонятно почему впустил. Все это дурно пахнет.