Ведь потом на душе должно полегчать, разве нет? Когда ушла Кэди, облегчение пришло сразу же. «Наконец-то все закончилось», – подумал я в тот момент. А до тех пор не осознавал, насколько был несчастен.
Но теперь лучше не становилось – только хуже. С каждым днем синяк разрастался, распухал все больше, багровел все ярче. С каждым днем я лишь сильнее ненавидел себя за то, что игнорировал предупреждения и все глубже погружался в сверкающую сферу по имени Джемма. А потом было уже слишком поздно. Я стал Рори. А ведь когда-то спрашивал себя, как она – снова и снова на протяжении многих лет – могла так поступать.
Я тосковал по Джемме. Я так отчаянно тосковал по ней. Я пытался давить в себе эту тоску, но ничего не получалось. Стоило бежать, когда был шанс. Умный человек убежал бы, но я не был умным человеком.
В животе заурчало, и я принялся есть прямо из банки.
– Ненавижу равиоли, – пробормотал я про себя.
Меня тошнило от этой погоды, этой еды и одиночества, но находиться рядом с другими людьми я не мог и уж точно не годился для управления театром – тем самым, где полюбил женщину, которая использовала меня в качестве мишени для стендовой стрельбы.
Полупустая банка полетела в пылающий костер. Этикетка, дымясь и скручиваясь, сгорела в огне.
Той ночью, забравшись в палатку и затащив Салли в спальный мешок, чтобы нам обоим было тепло, я понял: нужно возвращаться. Пусть я не готов, но оставаться здесь, в холоде, ничуть не лучше.
Глава 34 Джемма
Глава 34
Джемма
– Что за прикол с пультами? – спросила я у публики в «Индиго».
Публика ждала. Я откашлялась.
– Вам не кажется, что кнопок многовато?
Не ждите, что публика согласится с вами. Забудьте просительный тон. Не спрашивайте, а утверждайте.
«Индиго» снова открылся. Это был все тот же старый «Индиго», но ему сделали подтяжку лица: избавились от пятен на потолке, поменяли полы. Сцена теперь освещалась лучше, а барная стойка блестела свежим лаком. Все выглядело замечательно. Риду бы понравилось, если бы он снова заглянул сюда.
Желудок скрутило.