Думаю, в этот момент я влюбляюсь в нее еще больше, она же, увидев мое лицо, все понимает и смеется.

– А тебе бы хотелось? – спрашиваю я, неотрывно глядя на нее.

Она же разглядывает бабочку, которую зачем-то на мне поправляет. И спрашивает напряженно:

– А тебе?

– Ангел, – одной рукой я держу ее за запястье, другой же беру за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. – Ты моя. Точка. И мне ничего больше не нужно, чтобы это подтвердить, только ты.

– Да, но…

– Если бы ты этого хотела, я бы прямо сейчас позвонил Ливи, умолял отложить свадьбу, чтобы мы могли пожениться сегодня. Но это было бы только ради тебя. Мне этого не нужно. Ты каждое утро просыпаешься и выбираешь быть моей – просто так, а не потому, что связана со мной какими-то узами. Это сильнее любого контракта и важнее любой клятвы в мире.

Она долго смотрит на меня, и вдруг в ее глазах блестят слезы.

– Нет-нет, плакать нельзя. Во-первых, я этого не выношу, во-вторых, ты испортишь макияж, и Эбби будет вне себя. Попросит Дэмиена подать на меня в суд за что-нибудь. Нанесенный ущерб. Эмоциональное насилие. Или что там еще придумает этот изворотливый юрист.

К счастью, мне удается ее отвлечь, и вот на ее губах уже играет улыбка.

– Боже, ты просто профессионал, – шепчет она и большим пальцем гладит меня по виску.

– В чем? В том, чтобы не попадать под суд? Ну пока справляюсь.

Закатив глаза, она отступает и шлепает меня по груди.

– Какой же ты вредина!

– Рыбак рыбака, ангел.

Она снова поправляет мне галстук, отступает и окидывает взглядом.

– Пошли, Ямочки! Тебе нужно отвести к алтарю свою малышку.

В одно мгновение мое сердце разбивается и склеивается снова: сейчас мы отправимся туда, где мне придется навсегда отдать свою дочурку.

Но Ками не успевает взяться за ручку двери, звонит телефон, и она, сдвинув брови, роется в сумочке.