Уже почти ничего не разглядеть, кроме движущихся факелов. Пенелопа даже рада, что ей не видно жутких дул, не сводящих с нее леденящего взгляда. В воздухе по-прежнему висит напряжение. Сердце сжимается от предчувствия смерти, как от предвкушения встречи с возлюбленным. Руки заледенели, будто она и вправду умерла.
– Даем вам два часа, миледи, – раздается голос снизу. – Слово Ноттингема.
– Я навеки у вас в долгу, сэр Роберт, – говорит Пенелопа, думая про себя, что в данном случае «навеки» продлится не очень долго.
– Молодец, Сидни, ты всегда был славным парнем! – с крыши кричит Саутгемптон.
Пенелопа закрывает окно, подходит к камину, берет окоченевшими пальцами перо и царапает записку для Блаунта со словами любви. Нельзя долго думать о нем, иначе можно лишиться последней храбрости. Ей представляется, как завтра утром эту записку найдут среди развалин.
В кабинете кипит работа. Прачка и швея вместе с Фрэнсис жгут бумаги, младшие горничные в углу пытаются успокоить старшую, которая уже не кричит, а стонет, словно напуганное животное.
– Где Эссекс? – спрашивает Пенелопа.
– Обыскивает дом. Мы почти закончили. – Фрэнсис берет Пенелопу за руку и крепко сжимает, словно нуждается в чьем-то прикосновении. Впрочем, с виду она спокойна. Женщины молча смотрят в огонь. Пенелопе приходит в голову, что их усилия тщетны. Брата уже не спасти: он поднял восстание против королевы – этого достаточно, чтобы отправить его на плаху.
– Мне удалось выиграть нам немного времени. Думаю, стоит употребить его на то, чтобы убедить Эссекса сдаться, а не… – Пенелопа замолкает, думая о давешнем мальчике-стражнике, олицетворяющем бессмысленные жертвы, которые повлечет их неудачное предприятие.
– А не сражаться насмерть и забрать с собой несколько десятков жизней? Все зашло так далеко?
– Боюсь, что да.
Фрэнсис согласно кивает. Обе понимают, насколько высоки ставки.