Я фыркнула:

— Так сдай ее кому-нибудь.

— А ты права. — Ее взгляд скользнул куда-то в сторону. — А твоя неспособность к долгим отношениям как-то связана с тем, что у тебя на тумбочке стоит эта фотография?

Можно было не поворачиваться: я и так знала, о чем она говорит — о нашей с Нейтом фотографии с Фиджи, где он целовал меня в щеку.

— Дело не только в фотографии. Он сам как будто всегда со мной.

Серена медленно повернулась ко мне:

— Иззи, я знаю про вашу сверхъестественную связь, но долго так будет продолжаться? Ты здесь, он… непонятно где?

Камень застрял в горле.

— У Нейта свои причины. — В ту ночь на Фиджи он испугался больше моего, но так и не обратился к психотерапевту. — Я могу их не разделять, но это не важно. Нейт не позволит мне выбирать между моей карьерой и нашими отношениями. А я не могу заставить его бросить его карьеру. Серена, я не знаю, как отпустить Нейта.

Она пригладила мои волосы:

— Понимаю. Просто не могу смотреть, как ты проживаешь жизнь, будто неопытный водитель, не освоивший переключение передач. Проезжаешь метр, другой, но всякий раз глохнешь.

— Я его люблю. — Другого способа объяснить свое поведение у меня не было.

— Да. — Она печально улыбнулась. — А он тебя?

На сердце лег тяжелый груз, удушливый и неподвижный.

— Не знаю. Но на Палау я намерена выяснить. Мне надоело быть той, кто всем жертвует.

Я верила: Нейт меня не подведет. Сердце чувствовало, что так и будет. Просто надо ему объяснить, что подходящий момент настал. * * *

На следующий день я стояла в чикагском аэропорту О’Хара. Объявили посадку; живот скрутился в узел. Вот, значит, каково было Нейту, когда мы летели на Фиджи и я опаздывала из-за задержки рейса?

Чувствуя себя ужасно виноватой, я встала и закинула сумку на плечо. Надо было тогда написать ему, чтобы не мучился.

Наверное, теперь он решил отомстить.