– Будет-будет, – заверила его Ксюша. – У тебя даже два раза, потому что Тим, увы, остался без пары.

Оболенцев бросился на меня без предупреждения. Вот он разговаривает, глядя на Ксюшу, и в следующую же секунду оказывается почти передо мной. Это произошло так быстро, что я была вынуждена нажать на курок раньше, чем успела полностью поднять ружье и прицелиться.

Раздался щелчок выстрела, и Матвей, дико заорав, схватился за пах. Все, кроме Мартова, вскочили. Мне захотелось отшвырнуть маркер и броситься из класса. Однако бежать было некуда, поэтому я лишь отступила, выставив перед собой ствол. Но приблизиться ко мне больше никто не осмелился. Парни столпились возле валяющегося Оболенцева. Он глухо подвывал, а Ксюша заливалась смехом.

– Ой, Алиска, ну ты даешь, я же сама собиралась это сделать.

Я пожала плечами. Брызги красной краски попали мне на коленки и забрызгали пол.

Тим попробовал приподнять Матвея, но тот, прошипев: «Отвали!» – так и остался лежать.

– Давай поговорим, – Кеша, гипнотизируя, медленно двинулся на меня. – Я понимаю, то, что вы увидели, выглядит обидно. Однако все не совсем так. Мы действительно несли чушь, но затеяли это лишь потому, что вы нам очень нравитесь. Что касается меня, то я правда тебя люблю, Алис. Давно и очень сильно. Я… я не обманул тебя ни в чем.

– Ага, если не считать интуитивную динамику, камень «Здесь и сейчас», того, что ты сдавал математику, и многого другого, включая скрытую камеру у тебя в ломбарде.

Он замер.

– Откуда ты знаешь про камеру?

– Про Гудвина я тоже знаю. Почему ты не сознался сразу?

– Когда сознался Тим, ты на него разозлилась и могла кинуть меня, как и его, а я этого не хотел. Мы думали, что Гудвин тебе нравится, а оказалось наоборот.

– Вы думаете, что вы умные, но это не так. То, что вы умеете складывать цифры и решать задачки, всего лишь способность, небольшой скилл, нечто вроде «интуитивной динамики» и к уму не имеет никакого отношения. Зачем вам понадобилось создавать этот тройной фейк?

– Ты вся дрожишь. Тебе холодно? Иди ко мне, – Ершов протянул мне руку. – Давай уйдем отсюда, и я тебе все-все расскажу, а если тебе что-то покажется неправдой, расстреляешь меня лично. Обещаю, сопротивляться не буду.

Я выставила перед собой ружье, и он уперся в него животом.

– Пусть они сами здесь разбираются. А то, что наше, касается только нас. Михайлова не понимает, что у нас совсем не то, что у нее с Матвеем, и Тим не понимает – никому этого не понять.

– Если ты не отойдешь, я выстрелю.

Но Ершов положил большой палец мне на губы и наклонился к уху.