– Да. Пытался изо всех сил. Я горжусь им и знаю, что такое может сделать только человек, который любит меня, – раскладываю по тарелкам остывшую пасту и подзываю головой подругу.

– А кто он? Ну какая его роль в теме? – Интересуясь, она садится на стул.

– Садист.

– Ой-ёй, – присвистывает она. Передаю ей приборы.

– Но с другими. Не со мной. Со мной он мужчина, который ласкает болью, но не причиняет её. Возможно, ему этого мало… а может быть, всё кроется в страхе отпустить прошлое. Не знаю. А твой? – Достаю из пакета сок и разливаю по бокалам.

– Мой больной урод, который думает, что остановит меня, – хмыкает Ами, жуя пасту. Тихо смеясь, забираюсь на стул.

– Он Верхний. Не садист и не практикант. Он долгое время там, – уже серьёзнее отвечает она.

– Плохое детство?

– Идеальное. Полная семья, хороший старт в бизнесе, старшая сестра. Очень приятная, немного надоедливая и беспокоящаяся за брата. Но мне они нравятся. И я им, – самодовольно заявляет Ами.

– Тогда почему он выбрал тему? – Удивляюсь я, пробуя на вкус когда-то сливочную пасту с грибами.

– Некоторые рождаются, чтобы быть нижними. Некоторые, чтобы быть Верхними. Кто-то так самореализуется, а кто-то, наоборот, расслабляется от обычной жизни, – пожимает она плечами.

– Ты говоришь, что семья у него идеальная. А сестра замужем? – Спрашиваю я, в уме раскладывая и прослеживая путь этого мужчины.

– Да. У неё двое детей, прекрасный муж, дом, машина. Как в журнале. Любовь и фантики. Такие же его родители. Добрые, отзывчивые, мягкие. Окружают заботой даже незнакомых людей…

– И они подавляли его всю жизнь. То есть он всегда был в эпицентре сладкого, и ему не давали глотнуть горечи. Уверена, что университет, работу и всю его жизнь они распланировали, – делаю вилкой в воздухе непонятные круги.

– Да, его мама рассказывала, каким он будет через десять лет…

– А работает он там, где ему сказали?

– Да, но ему нравится. Он же много зарабатывает и…

– Итак, мужчина, выросший в полноценной семье, где не слышали его желаний, не хотели видеть его как отдельную личность, а только как выдуманный ими образ, стал Верхним. Подчинение и контроль. Именно там он получил желаемое и удовлетворение от собственной силы. Если в обычной жизни на него давят, то там он главный. У Николаса наследственная агрессия, которую он выплёскивает там. А если выхода нет, то наносит себе вред. И если Николасу требуется тема, чтобы жить и уравнивать чашу спокойствия, то твоему необходима тема, чтобы самореализовать себя, как мужчину, которого слушают. Он, таким образом, тоже уравнивает чашу собственного я. И ты, – указываю на шокированную моими выводами Ами, – как и я сломала уклад жизни. Перевернула её вверх дном, и он замер, не зная, кем он стал. Спишем наши истерии на женскую неадекватную сущность, и, выходит, что мы для них якорь, который утягивает их в сторону принятых моралей. А они им чужды.