Я отошел довольно далеко от костров. Здесь расположились на отдых люди постарше. Иные еще беседовали, иные клевали носом, иные уже храпели. Я заметил старую Труду, толковавшую о чем-то со своей дочерью Эйвотой. Подле них на расстеленной овчине спали дети — две девочки, и в одной я сразу узнал Милдрэд. Подойдя поближе, я присел у ее изголовья.

— Вы никак собрались уезжать? — догадалась Эйвота.

— Да. Просто хотел проститься с малышкой.

— А с миледи?

Я не ответил. Смотрел на Милдрэд. Не смог удержаться, чтобы не коснуться ее щечки. Она только причмокнула во сне липкими от сладостей губами.

Кивнув Труде, я направился туда, где паслись стреноженные лошади, отыскал Набега и стал его взнуздывать. Поправляя переметные сумы, я подумал с горькой усмешкой, что так и не отдал Гите подарок — жемчужно-серый атлас. Ну что ж, придется отправить его в Тауэр-Вейк с нарочным.

Позади зашелестела трава.

— Эдгар!

Она стояла за мной, хрупкая и серебристая в свете луны. Настоящая Фея Туманов. Грудь ее вздымалась, словно она бежала.

— Ты уезжаешь?

— Да, уже поздно. Не хотел тебя тревожить. Но это хорошо, что ты пришла, — у меня для тебя подарок.

Я запустил руку в суму и протянул ей тугой сверток. Шелковистая ткань отливала в сумрачном свете призрачным блеском.

— Я привез его из самого Иерусалима. Ты будешь прекраснее всех в Дэнло, если сошьешь себе наряд из этого атласа.

Гита приняла дар, даже не взглянув на него.

— Благодарю.

Она перевела дыхание.

— Ты и впрямь помнил обо мне даже там, в Святой земле?

Я пожал плечами.

— Зачем спрашивать? Ты всегда со мной, всегда в моем сердце.

В свете луны я видел ее широко распахнутые глаза, изумленно приподнятую линию темных бровей и губы, при одном взгляде на которые у меня начинало тяжело биться сердце.