Но, оказалось, Алов не зря отправил Галю к Зайберту: она принесла ему такие сведения, за которые можно было получить не только комнату, но и повышение по службе. Алов не сомневался, что его начальник вцепится в эту историю и раздует ее до небес.

Один раз Драхенблют по пьяни рассказал Алову, что творится в Кремле. Сталин отчаянно боялся, что его сместят: после разгрома троцкистов в ВКП(б) образовалась новая оппозиционная клика с идеологией «правого уклона» – знаменитый экономист Бухарин и его сторонники утверждали, что насильственные действия в отношении нэпманов и деревни погубят страну.

По словам Драхенблюта, партийная верхушка вдруг стала интересоваться историей – в особенности императором Павлом I, которого придворные сначала треснули по голове табакеркой, а потом задушили. Словосочетание «табакерка и шарф» то и дело всплывало в шуточных, казалось бы ничего не значащих разговорах.

Сталин и так был нелюдимым человеком, а теперь и вовсе стал затворником и окружил себя придворными, которые приносили ему сведения о недоброжелателях – как внешних, так и внутренних. Он уже жить не мог без шифровок и тайных папочек, и требовал от подчиненных особой бдительности.

«Мода» на разоблачение врагов мгновенно распространилась по всему обществу – бдительность стала непременным условием продвижения по служебной лестнице. Именно этим объяснялись массовые чистки и политические репрессии – начальники всех мастей пытались выдвинуться и, параллельно, обезопасить себя от конкурентов.

Разумеется, больше всех лютовало ОГПУ. Масла в огонь подливало то, что председатель Менжинский постоянно болел, и два его заместителя, Драхенблют с Ягодой, насмерть сцепились за право быть его приемником.

Ягода делал ставку на внутренние заговоры – Шахтинский процесс был делом его рук, а Драхенблют пытался выслужиться, добывая за рубежом не только ценные сведения, но и валюту. Но ему тоже следовало разоблачать контру – ведь если ты не докладываешь о ее кознях, стало быть, ты выгораживаешь врагов или попросту не желаешь как следует работать.

Алову казалось, что у него на руках беспроигрышное дело, но когда он принес начальнику Галино донесение (слегка подправленное для солидности), Драхенблют лишь бегло просмотрел его и велел зайти на следующий день, то есть сегодня.

Алов удивился, но решил, что это ничего не значит. В конце концов, Драхенблют – не железный и ему тоже надо отдыхать.

О вине или невиновности Зайберта Алов не беспокоился – это определялось не действиями «клиента», а его потенциальной опасностью для СССР. Дайте иностранным журналистам волю, и любой из них будет вредить большевикам словом и делом, так что миндальничать с ними не имело смысла.