Пригородный поезд был битком набит людьми, живущими на подмосковных дачах. В вагоне плечом к плечу стояли продавцы банных веников, молочницы, поденщики, старьевщики и грузчики. Над головами пассажиров высились коромысла, швабры и лопаты – все это был нераспроданный товар, который приходилось везти домой.

Климу досталось место в тамбуре. Рядом теснились музыканты, едущие со свадьбы, – они были навеселе и радовались, что в поезде так много народу: значит, контролеров не будет.

– Эх, сыграл бы я вам, граждане, на скрипочке, – говорил голубоглазый мужик с бумажной гвоздикой над ухом. – Да где ж тут локтям развернуться? Непременно в рожу кому-нибудь заеду. А с музыкой ехать веселей.

– А ты нам спой! – предложил кто-то, и скрипач затянул тонким голосом:

Публика загоготала.

Климу казалось, что паровоз едва тащится. Он приподнимался на цыпочки, чтобы через плечи музыкантов заглянуть в окно, но на улице шел ливень, и из-за капель на стекле ничего не было видно.

Вскоре поезд остановился.

– Сейчас в Нижний Новгород люкс-экспресс пройдет, «Голубая стрела» называется, – сообщил скрипач. – Пока начальство не проедет, будем ждать.

Клим направился в Салтыковку наугад: дай боже, чтобы Беловы знали, где прячется Нина! А что если ее уже арестовали? Впрочем, вряд ли – она никому не говорила, где живет.

Усталый народ гудел и ругал пассажиров «Голубой стрелы»: единогласно было решено, что всех их надо расстрелять.

Поезд простоял без движения полтора часа, и когда Клим добрался до Салтыковки, было уже темно.

Старик, ездивший в Москву продавать грибы, рассказал ему, как найти дачу Беловых.

– Только ходи аккуратно, – посоветовал он Климу. – У нас больше ни тротуаров, ни уличного освещения нет. Тротуары деревянные были, и их пустили на дрова, потому что исполком не разрешает рубить лес. А керосин к нам уже год как не привозят.

Клим и вправду чуть не сломал себе шею, пробираясь через колдобины на шоссе Ильича.

Нина говорила ему, что Беловы стучат в ворота по-особенному – на мотив дореволюционного гимна «Боже царя храни!» Но от волнения Клим забыл об этом, и его стук перепугал весь дом: Беловы решили, что это ОГПУ.

– Кто там? – осторожно спросил женский голос.

– Это я, – отозвался Клим, и калитка тут же распахнулась.

Из темноты выбежала Нина и бросилась к нему на шею:

– Приехал!

Невероятное облегчение, слишком простое и чудесное, чтобы быть правдой… Клим держал Нину в объятиях, целовал ее в волосы и щеки и повторял что-то несуразное: