— А ты что? — Егор уже не касался её руки, он её сжимал, и планшет лежал на парте, там билет — вполне очевидный в связи с этой речью.

— Я ответила: “София Коппола!”

Вероника засмеялась, сквозь слёзы, и Егор тоже засмеялся. Её глаза покраснели и теперь казались больше обычного, а на щеках блестели тонкие солёные дорожки, капли собирались в уголках губ, и всё равно она была милой и не истеричной. егору страшно захотелось бросить свою затею. Извиниться и всё закончить.

— А я? — спросил он, вместо этого.

— А вы рассмеялись и похвалили, что у меня хороший вкус на… женщин.

Я покраснела ужасно, это было… просто кошмарно! Спряталась и с тех пор тряслась как дурочка от каждого вашего взгляда. Вы меня поразили больше, чем остальных… Потом я стала танцевать, ездить на дачу, дружить с Игнатовыми. Стала знать из первых уст про ваши похождения… Это как в инсте следить за кумиром и вздыхать, что он снова свободен или несвободен, а толку то? Не поедешь же в голливуд с разборками?

— А теперь?

Он боялся что она скажет то, ради чего всё это было: “Я устала. Ты мне не нужен! Я сама себя буду любить!”

— А теперь я понимаю, что пережила бы этот день заново… снова и снова. И всякий раз отвечала “София Коппола” и краснела от вашего ответа.

Хорошо, он спросит сам!

— Ты не устала от того, как всё сложно у нас?

— Не-а, — Вероника покачала головой с обречённой уверенностью. — Как можно чего-то долго ждать, а потом опустить руки и уйти? Вы этого ждёте?

— Я этого боюсь.

— Я ненавижу Наташу Ростову. Не понимаю Аксинью. Даже Кити Щербатскую, увлекшуюся Вронским, пусть они и не были обручены или даже влюблены обоюдно.

— Глупости… Тебе так кажется, — усмехнулся он.

— Все так говорят.

— И кто же твои герои?

— Катя Татаринова. И “Святая Мария”, — улыбнулась роня.