У парня было прозвище — Уизли. Ему шло — из-за копны волнистых огненно-рыжих волос, которая светилась вокруг его головы, как пламя. У Уизли было тонкое, породистое лицо с узким ртом и длинным носом. Глядя на него, Майкл со своим разбитым сердцем чувствовал себя неловко. Вот у кого были настоящие проблемы. А у него самого, у всех остальных, поехавших крышей из-за иллюзии вседозволенности, были не проблемы — была просто глупость и неумение справиться со своей жизнью.

Уизли был тихим. На групповых сессиях он обычно молчал. Слушал других, о себе ничем не делился. Предпочитал заниматься медитацией, лепкой, копался в саду, насколько ему позволяла коляска и угасающее зрение. Он вообще много времени проводил на воздухе. В отличие от Майкла, который предпочитал не высовываться лишний раз под жгучее солнце.

Физически — ему было не очень плохо. Его не крутило и не метало, не рвало до пустого желудка, не лихорадило. Только хотелось сдохнуть. Он никогда раньше не испытывал подобного чувства. Он плохо спал. Много курил. Ночью глядя сквозь окна своего номера на мерцающий океан, усыпанный бликами, он не замечал, как тянется время. Первые несколько дней он был занят борьбой с жаждой свалить отсюда, чуть-чуть заправиться, просто чтобы было не так паскудно, а потом вернуться и продолжить с новыми силами. Когда жажда начала утихать и навалилась апатия, стало по-настоящему тяжело.

Он не спал по ночам. Лежал в постели, не двигаясь, глядя в окно. Или бездумно смотрел телевизор, переключая каналы, не задерживаясь надолго ни на одном, заполняя глаза визуальным шумом, переключая картинки, потому что каждая спустя минуту вызывала безумную скуку. Утром к нему приходил ассистент, отскребал его от кровати и отправлял завтракать, плавать, заниматься массажем, на тренжеры, на медитацию, на терапию. Увиливать не получалось. Майкл ненавидел всех, кто заставлял его шевелиться.

Примерно через неделю ему стало немного легче. Апатичная ненависть к жизни сменилась обычной апатией. Он начал покидать номер сам, правда, все еще предпочитая закатное время. Уизли, как оказалось, каждый день именно в это время торчал на пляже, слушал, как шумит океан. Когда Майкл столкнулся с ним там впервые, он хотел уйти, чтобы не мешать, но Уизли повернул голову, услышав его шаги по песку, и замер так. Майкл остановился.

— Я не против, — сказал Уизли после короткой паузы.

— Прости?..

— Я не против, если ты тоже посидишь здесь, — сказал Уизли.

У Майкла возникло странное ощущение, что пацан научился читать мысли в качестве компенсации травмы. Потому что именно об этом он, собственно, и хотел спросить — не помешает ли он, если побудет здесь. Майкл поколебался секунду, потом подошел и сел на песок рядом.