— Наш гость сегодня потрудился на славу, — выпив очередную рюмку, громко сообщил папа. — Дров наколол столько, что на всю зиму баньку топить хватит. Кстати, — потянувшись к бутылке, обратился папа к Майскому: — Как насчёт баньки, а, Лев Михалыч? Попариться не желаешь?

— С удовольствием, — с улыбкой ответил тот. — Давненько паром не очищался.

Отец кивнул, разлил всем наливки, тут же махнул свою рюмку и, закусив фаршированным перепелиным яйцом, поднялся:

— Пойду подготовлю, — сказал он и, чмокнув на ходу маму в щеку, направился к бане.

Мама проводила его взглядом.

— Даш, а ты? В баню не хочешь? — спросила она у меня.

— Не знаю, — с сомнением ответила я.

Честно говоря, баню я любила. И каждый раз приезжая к родителям, хотя бы раз, но посещала нашу парилку.

— Сходили бы вместе, — продолжила мамуля. — А то отца я в баню не пущу, он прилично выпил сегодня.

И это была правда, мама, действительно, если папа выпивал что-то крепче пива, париться его не пускала. И сама в баню не ходила — ей нельзя по состоянию здоровья. А мне вот в баню хотелось. Очень… Чтобы очистить, как говорится, не только тело и душу, но и мысли.

— А что? Схожу, — ответила я, покосилась на Майского и добавила. — Но только после Льва Михалыча.

Писатель усмехнулся:

— Мальчики отдельно, девочки отдельно? — я тут же кивнула. — Дашуля, — протяжно и впервые назвал меня так Лев, — Я, так уж и быть, уступлю тебе. Иди первой.