— Что я здесь делаю? — произнесла я вслух.

Антон открыл глаза:

— Я не мог дозвониться тебе и приехал. Не знал, что и думать — телефон молчит, в окнах — темно. Поднялся, позвонил. Дверь открыла соседка, провела меня по квартире, показала Митькины художества: обрезанный провод, разбитую форточку, стекла на полу, пятна крови, рассказала, что произошло. Сказала, что Митьку забрали в больницу, а ты с тех пор сидишь в луже слез и не хочешь вставать. Я решил, что нельзя оставлять тебя одну и к дочери вести нельзя.

— У меня была истерика?

— Нет. Ты была убийственно спокойна, все понимала, отвечала на вопросы.

— А что было не так?

— Твои слезы. Я думал, это никогда не кончится. Ты улыбалась, говорила и при этом заливалась слезами.

— Это душа из меня изливалась.

— Ну что-нибудь да осталось? — предположил Антон с грустной улыбкой.

— Поживем — увидим, — вздохнула я.

Антон включил торшер, посмотрел на часы:

— На работу через час. Можно еще поспать.

Я занервничала:

— Мне нужно отвезти Митьке вещи, а еще съездить на проспект Мира, успокоить родителей.

— Все обязательно сделаешь, а сейчас спи, — он закутал меня в халат и прижал к себе.

— Интересно, — прошептала я, — как я теперь буду писать?

— У тебя что-то болит? — заволновался Антон, — Он бил тебя по почкам?

— Нет, я, кажется, выплакала всю жидкость из организма.

Антон тихо рассмеялся:

— Утром налью тебе литровую кружку чая. Спи!