Их много. Им легко и весело друг с другом. Кавардак и беспорядок, от которых другие бы давно застрелились, их совсем не смущает. Они шумят, перекрикивая друг друга, веселятся и шутят, одновременно поглощая пищу и играя с детьми. Никого не беспокоят появившиеся от неловкого движения ребенка пятна на скатерти, испачканные пюре от уха до уха детские лица, никто не заморачивается вообще ничем абсолютно.

А хозяйка дома, которая должна сейчас выглядеть уставшей и покрасневшей от злости, почему-то расслабленно хохочет вместе со всеми, периодически успевая поцеловать мужа и засунуть дочери-непоседе ложку с обедом в рот. Апофигей от происходящего накрывает меня тогда, когда она вдруг слегка отвернувшись от стола, чтобы, видимо, не шокировать присутствующих мужчин, начинает кормить грудью Костика. При этом, вот сейчас не падайте, продолжает общаться с гостями, отвечать на вопросы и подкалывать подруг.

Все на ходу. Все на бегу. И все это так естественно, что у меня и мысли не возникает, что происходит что-то невероятное и из ряда вон.

Меня прибивает к стулу. Меня буквально размазывает от испытанного шока. Лена Викторовна знала, чем поразить. Она с разбегу макнула меня в это все с головой.

И эта терапия действует.

Глядя, как довольно причмокивает Костик, кладу вилку на край тарелки. И беззастенчиво смотрю во все глаза. Не верю, что говорю это…

Но. Я. Хочу. Так же!

26

26

Паша

Осталось пережить всего пятнадцать часов.

Целых пятнадцать часов.

За окном уже темно. Мелькают бесконечные макушки деревьев, изредка можно увидеть поля, простирающиеся, кажется на километры. А потом снова: елки, елки, елки. И поезд движется монотонно с этим странным «ты-ды, ты-ды, ты-ды, ты-ды» навевающим невыносимую, просто адскую тоску.

Сижу в своем купе, пялюсь на красный закат за стеклом. Мышцы ноют: изводил себя вчера отжиманиями и чересчур долго качал пресс. Это обычно помогает отвлечься, когда мелодия не клеится. Ты словно уловил что-то такое, витающее в воздухе, тянешь за ниточку, истязаешь струны, а оно никак не хочет ложиться на ткань всего мотива. Вот в такие моменты упражнения — самое то.

Кстати, о воздухе. Моя соседка, бабулька лет семидесяти, сидит возле столика и чистит яичко. Это не мои слова. Она так и сказала: «яичко». Нет, не так, а: «держи яички, сынок». Пыталась угостить меня. Отказался. Вот теперь она полностью захватила стол, разложила на нем газеты, чистит «яички», посыпает солью и тщательно жует их. Да так, чтобы мне обязательно было видно, как замечательно она справляется с этой задачей. Стараюсь не смотреть, как превращается в кашу пища у нее во рту, но получается плохо.