— Ты пожалеешь. — Проглотив всхлип, вдруг пискнула она. — Она тебе надоест, опять прибежишь. Вот увидишь!

— Не прибегу.

Развернулся и поплелся прочь.

— Прибежишь! — Отчаянно.

— Будь счастлива, Лида.

— Ненавижу тебя! — Стук каблучков послышался за спиной.

Девушка упрямо шла за мной.

— Прости за все. — Добавил.

— Она знает! Знает про спор! — Захлебываясь слезами закричала Лида. Это заставило меня остановиться. — Страшила твоя все знала про спор! Так тебе и надо! Пусть думает, что ты ее на тачку променял. Потому что так и есть! Ты… ты… Пусть все знают, какой ты козел! Я этого так не оставлю! Да чтоб ты… чтобы ты…

Я не стал оборачиваться.

И дослушивать тоже.

Просто ушел. Без куртки. Пешком. Ничего не чувствуя и не понимая, кто я, и как мне жить дальше. Честно, не помню, как добрался до дома. Помню, как вошел, поднялся к себе и упал на кровать лицом вниз. Лежал. Молча, не дыша и не в силах даже двинуться.

Не хотел ничего. Умирал. И только чьи-то горячие руки гладили мои спину — судорожно, нервно. Не давая душе покинуть тело. Они были той ниточкой, которая удерживала меня в этот момент на этом свете. Они боролись за меня. Это были Ленкины руки.

Она что-то говорила, звала меня, шептала. А я не слышал. Проваливался в какую-то огромную черную дыру, не желая возвращаться назад. В темную пропасть, в которую затягивала меня моя же совесть. «Господи, как можно было все это время быть такой тварью? Как ты позволил мне сотворить такое? Как теперь с этим жить?»

Настя

— Снимите, снимите это с меня! — Попросила, осознав, что меня колотило уже так сильно, что руки не слушались.

А ведь всю дорогу до общаги сдерживалась, не позволяя себе проронить ни единой слезинки.

— Подожди, надо осторожно. — Подскочила Марина. — Чтобы можно было сдать обратно в магазин. — Она аккуратно потянула вниз молнию на платье.