И девочки стояли посреди душевой, обнимая меня крепко-крепко и не давая рассыпаться на части.

— Уйди. — Крикнули кому-то, кто хотел войти в душевую. — Занято!

И обнимали еще сильнее.

— Ей надо. Она так долго молчала. Пусть ревет. — Оля тоже заплакала. — Реви, Настенька, станет легче. Реви.

— Все будет хорошо, — шмыгая носом, обещала Марина. — Все. Будет. Хорошо.

А когда я, обессиленная, упала на кровать, они накрыли меня одеялом, убрали сырые волосы подальше от шеи, чтобы не мерзла, и притушили свет. Мне еще долго слышались их голоса, перешептывающиеся о случившемся. Хоть и сбивчиво, но мне удалось там, возле раздевалки, рассказать им о произошедшем. И теперь девочки были возмущены поступком Гая не меньше меня.

— Выключи уже этот телефон.

— Сброшу вызов.

— В двадцатый раз? Да заблокируй его к чертям.

— Я? Это ее телефон, ее Гай, пусть сама решает, блокировать или нет. Поговорят и все выяснят.

— Интересная ты, о чем тут разговаривать? Как он спорил на нее? Как ради тачки выставил на посмешище? Или как с толпой девиц развлекался, мачо хренов?

— В любом случае, она сама должна решать, что с ним делать.

— Дай мне, сниму трубку и отвечу.

— Нет, нет! Нельзя!

— Дай хотя бы послать его по бабушке!

— Всё, я выключила.

— Эх. Я бы ему за такое руки и ноги бы выдернула.

— Да, проучить бы не мешало.

— Госпрограмму он придумал! Не нужна Насте его помощь. Благотворитель, блин! Я сразу поняла, что к чему. Как медработницу эту приперла к стенке!