Но спустя всего лишь неделю я уже снова была готова все ему простить. Так же бегала к нему на работу, общалась и так же исправно давала себя унижать. Словно шел на повторе показ одного и того же плохого кино, которое никак не могло закончиться. Если бы кто-то спросил меня: «Ну как так? Как можно позволить кому-то так издеваться над собой?», я бы ответила: «Не знаю. Полюбите, и тогда поймете».

А еще через неделю Саша, скептически разглядывая меня с ног до головы, заявил:

– Что-то ты пополнела, Ева.

– А что, – попробовала тогда съязвить я, – твоя Маша – не такая? О, ну, она, наверное, стройняшка?

– Да, она стройная, – ответил, спокойно улыбаясь.

Я убежала, плакала, кричала, но все же опять простила, когда он признался, что пошутил, и никакой Маши у него нет. А как я стелилась и пыталась с ним не ссориться перед его днем рождения… И все для того, чтобы он увидел, как оригинален мой подарок, чтобы понял, как много он сам для меня значит.

Что из этого получилось? Думаю, не удивлю вас. Пришла к нему на работу, подарила, попила вместе чая, пару раз дала себя потискать и ушла. Как девушка по вызову. В лучших традициях жанра. Он и не собирался меня никуда приглашать. А зачем? По официальной версии, никто ничего и не справлял. Понимала, что прохожу последнюю стадию унижения, но по-прежнему не могла себе отказать в любой возможности его увидеть. А этот идиот, как назло, по-прежнему при каждой встрече смотрел на меня восхищенно и трепетно, тем самым давая мне одну напрасную надежду за другой.

Тупик.

Никто не мешал мне найти другого мужчину – достойного, надежного, щедрого, – но как только я представляла, что Саша об этом узнает, сразу отказывалась от этой мысли. Ведь если бы он узнал, то подумал бы, что я быстро забыла о нем. Значит, никаких серьезных чувств у меня и не было. Подумал бы, что я, ветреная и легкомысленная, из-за него даже не страдаю. А ведь он должен знать, чертов придурок, как его до сих пор люблю.

А-а-а! Ужас. Мрак…

Подобными мыслями выносила себе мозг все лето. Ужасное лето, черное, гнилое, мерзкое. Врезавшееся в память горькой пощечиной с привкусом плевков и обид.

Я даже с Митей неделю назад поссорилась из-за Саши. Он просто

крикнул мне в трубку, что устал про него слушать, что ему надоели все эти

сопли, жалобы и рыдания. Сказал, что, если бы хотела, давно бы сама все

прекратила и не вела бы себя, словно тряпка. Попросил, чтобы отстала от него с этим бредом. И бросил трубку.

На работе с того дня я закрывалась в кабинете и даже носа не показывала на кухню. Чувствовала, что скоро взорвусь. Нельзя же было все время жить на пределе. Когда-нибудь должен был случиться сбой, который положил бы конец всему, но мой организм, как ни странно, продолжал стойко все это выносить.