Хоть немного тепла, еды, лекарств — а там выгонят, так выгонят.

Или так будем бежать, если вдруг… но, надеюсь, не догадаются.

* * *

Но не дураки… Не дураки там работают. Догадались. Да только человечности в них оказалось куда больше, чем во всех моих знакомых и родных вместе взятых.

Данные для больницы из регистрационной карты местной поликлиники взяли.

И мне лекарства дали, и за ребенком больше присмотра и тепла. Купили, подарили даже зубную щетку, пасту, мыло, шампунь… и прочее. Постельное белье выделили.

Сдружилась. То с одной, то с другой.

А с третей даже разговорились по душам. Она мне о своих жизненных перипетиях, а я ей — о своих. Призналась. Что муж из-за ревности выгнал, мать отказалась, отца уже давно нет — и не знаю, что делать. Куда податься. Что боюсь соцслужб, потому что от ребенка отказываться совсем не хочу. А на работу — как устроиться, когда малыш две недели ходит в сад, а две потом — болеет. Да еще как!

Что был, был, тот, кто должен был спасти. Кто должен был приютить. К нему бы достучаться. Но пропал. Что-то случилось. Чувствую, знаю. Но что поделать — ума не приложу.

* * *

— Чего опять ходишь кислая? — одернула меня словом та самая санитарка, подруга моя, Тамара Сергеевна, которую даже не заметила я у умывальников, в туалете, за своими мыслями.

— Да, — скривилась в печали.

— Ну что уже? — обняла за плечи и отвела в сторону. — С ребенком что-то?

— Да нет, нет, конечно, — невольно передернуло меня от ее слов. Нахмурилась. — Нет. Слава Богу, с ним все хорошо. Так просто…

— Что "просто"? Говори.

— Да выписка скоро. В пятницу. А тот… трубку так и не берет. Не знаю, что делать. Да еще «эти» начались, — скривилась. — Боже, как же все это не вовремя! — взвыла я от безысходности, содрав с лица ладонями эмоции. — Мне кажется, я уже скоро…

— Ничего, — успокаивающе-поучительное тотчас вырвалось из женщины. — И не такое проходили. Тебе что, денег дать, ну… на прокладки?

Поморщилась я от стыда:

— Та, — гаркнула, исходясь уже от нового наката истерики. — А дальше-то что? И так вон… сколько вы на меня все потратились. Боже, как стыдно…

— Это не стыдно! — гневом. — Это жутко! А ты давай мне тут, сопли не разводи! Это твоим должно быть стыдно! Что тебя в таком положении бросили! Но не потакай им! Будь сильной! Волю в кулак — и решай. Ищи этого своего. Подруг старых вспоминай. Шерсти, где можно ребенка оставлять, если будет болеть. А нет — то в сад. И на работу. Вон, к нам уборщицей — или в том же саду поищи что, или другую госструктуру. Чтоб больничное оплачивали — и вперед, с песней. Справитесь. Мы вон… и не такое в свое время проходили. А то прям… раскисла. Не могу, не хочу, не буду. Знаешь… ты у него, у Федьки твоего, одна осталась. Тебя не стает — и чего? Ничего! Детдом не лучше, поверь! Так что давай, на вот, — завертелась на месте. Оставила в сторону швабру. В карман — и достала кошелек. Вытащила денег. — Купи, что надо. И не нюняй мне. Пока малой тут, с нами — походи по улице, почитай объявления. Поищи работу. Комнату, может, кто где сдает. Может, какая бабушка за уход приютит. Думай. И не паникуй. Всё получится. Иди давай. А мы присмотрим. Понянькаемся. Гляди, Федька и так у нас тут нарасхват. Ишь, какой кавалер учтивый, добрый, заботливый! Ирине вчера даже ромашки подарил!