Вопрос согласия также впервые появился не тогда, когда речь зашла о модификации клеток зародышевой линии. Нам не требуется согласия детей, чтобы сделать им прививку или назначить курс антибиотиков. Для этого нужны родители. Если традиционная медицина не способна помочь больному ребенку, то его родители могут дать согласие на экспериментальное лечение, хорошо понимая, что оно может не только не помочь, а даже и усугубить страдания ребенка. На ранних этапах развития генной медицины родители начали включать своих детей в число участников исследований такого рода. Чтобы принять это сложное решение, родители должны были взвесить серьезность заболевания и возможные нежелательные последствия лечения. Такое решение особенно важно при генной терапии, потому что в результате ее проведения дети получают в свои клетки гены, которые остаются в них на всю жизнь. И опять же в ответ на эти трудные этические вопросы никто не призывал запретить всю генную терапию.

Что касается этичности улучшения человека, то мы давно живем в том мире, где родители пытаются улучшить будущее своих детей. И многие такие улучшения уже распределены несправедливо. В 2010 г. американские родители, входящие в список 10 % самых богатых, потратили на своих маленьких детей – в том числе на их книги, компьютеры и музыкальные инструменты – более 7000 долл. на каждого[1132]. Родители из 10 % самых бедных семей – менее 1000 долл.

Иногда обществу удается распространять свои блага за пределы небольшой группы состоятельных граждан. Вакцины укрепляют нашу иммунную систему, подготавливая ее к борьбе с корью и другими заболеваниями. Мир взял на себя обязательство вакцинировать как можно больше детей. Это благородное достижение. Однако в других отношениях наше общество позорно несовершенно.

Хотя некоторые улучшения действительно следует распределять более справедливо, поступать так с другими – попросту неразумно. Некоторые родители захотят, чтобы их дети получили гормон роста не из-за болезни, а чтобы иметь социальные преимущества высоких людей. Это желание улучшения может привести к неприятностям, поскольку совершенно здоровые дети почувствуют, что родители считают их ущербными.

Если мы будем относиться к редактированию эмбрионов так же, как к первым опытам по генной терапии, мы не сможем нормально его отрегулировать. Нам надо разрешить подобное вмешательство аналогично тому, как мы разрешаем искусственное оплодотворение. Хорошо бы нам обсудить, насколько приемлемо использование CRISPR в тех или иных случаях. Что-то одно мы запретим, но другое – разрешим. Изменение некоторых генов может привести к опасным побочным эффектам, и в этом случае необходимы четкие правила, чтобы обезопасить детей. Кто-то, конечно, попытается тайком опробовать непродуманное лечение, но нам надо постараться сделать так, чтобы никто не повторил этого. И со временем система CRISPR станет надежной формой медицины.