Батал сказал: «Я хочу поговорить с тобой, великий князь, о твоих врагах: князьях Диапш-ипа и Маршанах».

После долгой беседы Келеш оценил недюжинный ум урода и железную волю, которые было легко угадать в его словах, И вскоре Батал сделался правой рукой князя Келеша.

— Батал, — сказал Келеш, — открой-ка свое лицо.

Батал покорно исполнил приказ. Бирам отвел от него взгляд. Даур привык к этим изуродованным чертам и, как всегда, в душе обругал янычаров. Князь внимательно смотрел на Батала, точно видел его впервые.

— Батал, — проговорил Келеш, — Аслан прощения просит.

Батал окинул Бирама и его сына недоброжелательным взглядом. Он, казалось, заподозрил их в измене.

— Это они ходатаи? — спросил Батал.

— Нет, они выполнили его смиренную просьбу.

Батал решительно направился к Бираму. Он близко подошел к нему, и рыбак отчетливо слышал, как воздух вырывается из рваных ноздрей Батала. Старик сделал попытку отвести в сторону свои глаза.

— Смотри же на меня, — угрожающе сказал Батал.

Рыбак увидел круглые, как у курицы, глаза. В них не было ничего страшного — только горе светилось где-то глубоко на их дне. Ему показалось, что слезы навертываются на изуродованные веки… У Бирама защемило сердце.

— Батал! — Князь пальцем поманил к себе придворного и, ковыряя ножичком в деревянной пепельнице, продолжал: — Аслан прибыл из Турции…

— Как?! Он уже здесь?

— Да здесь.

— В этом доме?

— Нет.

— Его надо изловить и, по обычаю султанов, снять с него голову! — воскликнул Батал.

— Ты думаешь?

— Да!

Князь начал что-то говорить ему вполголоса. Бирам и Даур отошли в угол, чтобы не мешать им. Поначалу князь не торопился и, видимо, говорил обстоятельно, обдумывая слова. В такт своей речи он постукивал ножичком по пепельнице. Но постепенно он стал горячиться. Расстегнув архалук, князь откинулся на спинку кресла. Потом потянулся левой рукой к гусиному перу.