Мелецкий сел в кресло. Ему лет тридцать. Глаза у него цвета воронова крыла; волосы черные, рано поредевшие. Лицо загорелое и обветренное.

Георгий тотчас перешел к теме, которая более всего волновала правителя Абхазии. Речь шла о сравнительно давнишнем предложении князя Келеша, направленном в Петербург: угрозы султана вынуждали просить покровительства — военного и политического. Ответ императора запаздывал, и в Сухуме сомневались, дошло ли письмо до Петербурга.

— Дорогой князь, — сказал капитан, — письмо было вручено его превосходительству дюку де Ришелье, губернатору Херсонскому и Екатеринославскому. Император весьма благосклонно отнесся к этой просьбе.

— Из чего это видно, ваше сиятельство? — спросил Георгий.

— Хотя бы из того, что нынче я здесь, в этом дворце…

— Вы привезли какую-нибудь новость?

— В некотором роде — да.

Уклончивый ответ офицера несколько смутил Георгия. Он посчитал необходимым откровенно высказать некоторые мысли.

— Я понимаю осторожность его императорского величества, — сказал Георгий, присаживаясь на край кресла. — Но заверяю вас, дорогой князь, отец непреклонен в своем решении отдать себя и народ свой под покровительство его императорского величества… — Георгий поглядел на Мелецкого и, словно пытаясь угадать его мысли, спросил: — Скажите откровенно, как на это смотрит император?

Мелецкий заговорил сухо, сознавая свою ответственность. Император, разъяснял он, согласен оказать покровительство князю Келешу. Император готов в подходящий момент скрепить высочайшим актом принятие княжества в подданство российское. Однако официальная сторона дела не может быть разрешена быстро. Надо запастись терпением, надо повременить. Князю, должно быть, известно, что Наполеон деятельно готовится к новому походу. Кто поручится за то, что Австрия или Пруссия — конечная цель Наполеона? Он слишком задрал нос, он видит мир не таким, каков он есть, а каким ему хотелось бы его видеть. Мир по-наполеоновски — порабощенная Европа. Учитывая все это, надо признать, что положение на Черном море еще больше осложняется… Во всяком случае, просьба о покровительстве будет уважена…

— Будет уважена, — подчеркнул Мелецкий.

Речь Мелецкого была неторопливой. Каждое слово звучало отчетливо. Сидя здесь, в этом дворце, в чужой стороне, князь, как это случалось с ним всякий раз, когда он уезжал за пределы отчизны, чувствовал за собой всю мощь государства российского. И это чувство делало его сильным, приподнимало над людьми, и новые силы вливались в его сердце, уверенней работала мысль…

Капитан, помолчав немного, повторил: