А это получилось так.
Учитель вызвал к доске ученика. Тот стал отвечать и запутался. Учитель хотел помочь, но еще больше сбил с толку несчастного семинариста.
Тогда Чернышевский с места стал поправлять товарища, не обращая внимания на Иакова. Тот, был поражён. Даже после того, как он три раза властным окриком пытался «осадить» Чернышевского, последний, встав с места, спокойно продолжал своё объяснение. Наконец в притихшем классе раздался повелительный возглас разъяренного Иакова: «Садись!»
— Ну, смелый! — говорили о Чернышевском.
«БУНТ» В СЕМИНАРИИ
«БУНТ» В СЕМИНАРИИ
На первом году обучения Николая Чернышевского В семинарии произошло неслыханное в этих стенах — событие. Двое одноклассников Чернышевского — Александр Разумовский и Козьма Канаев — обратились к епископу Иакову с жалобой на инспектора за жестокое и несправедливое обращение с ними. Они были зверски высечены за то, что присутствовали при кулачном бое. Весь класс переживал начатую ими борьбу. В других учениках также явно начали обнаруживаться признаки неповиновения начальству. Если инспектор звал их к себе для порки, они не являлись к нему.
Но детская вера в справедливость высшего начальства разбилась в прах. Епископ Иаков усмотрел в поведении Разумовского и Канаева зачатки бунта. Он стал на сторону инспектора, подавшего ему свою записку вслед за жалобой «бунтовщиков». В ней инспектор указывал, что он действовал по закону, который разрешает для воспитания «малосмысленных мальчиков» применять розги, чтобы держать их в «спасительном страхе».
Смельчаков, отважившихся выступить против жестокого обращения, ждала самая суровая кара. Епископ распорядился, чтобы Разумовский и Канаев были подвергнуты высшей мере наказания: порке, семидневному заключению в карцер и исключению из семинарии.
Происшествие с Канаевым и Разумовским поставило Николая Чернышевского лицом к лицу с суровой правдой жизни. Дома ему не приходилось видеть того, чему он стал свидетелем в семинарии. Розга была здесь главным средством воспитания. Учеников секли между уроками; даже больных, ослабевших от голода и карцера, секли в семинарской больнице. После наказания сторожа относили семинаристов в больницу на рогоже, и целую неделю мальчики вытаскивали остатки розог из своего тела.
Чернышевский был свидетелем того, как заключение в сырой и тёмный карцер, порка и наказание голодом подтачивали физические и умственные силы учеников. Разве можно было учиться в таких условиях? Разве можно было любить семинарию? Её можно было только ненавидеть.