«ГОЛОДНЫЙ СТОЛ»
«ГОЛОДНЫЙ СТОЛ»
В семинарской столовой — пар от дымящихся щей из кислой капусты с солониной. Слышен стук деревянных ложек об оловянные тарелки. Воспитанники семинарии обедают.
Но кто же эти несколько юношей, выставленных у стенки? Они не прикасаются к пище. Ослабевшие, с туго стянутыми кушаками, они глотают слюну, стараясь не глядеть на товарищей. Ноги у них подкашиваются. Запах щей раздражает до тошноты, до рези в желудке. Это уже настоящий голод, болезнь, ведь они так стоят не один день.
Вон одноклассники Николая Чернышевского: Николай Соколовский, Михаил Металлов и Александр Семихатов. Они оштрафованы «голодным столом» в продолжение четырёх дней. А вон — Иван Хованский. Ему назначен «семидневный голодный стол». Каждый день инспектор подаёт записки «владыке» — епископу Иакову, и тот накладывает резолюции о наказании учеников голодом и карцером «за непокорность». Особенно тяжко карается выступление семинаристов против «старшего» в комнате общежития. «Старший» — это помощник инспектора. Он доносит о «преступлениях» товарищей, живущих вместе с ним в одной комнате. Вот почему Ивану Хованскому нужно туже всех стягивать свой кушак, и неизвестно, дотянет ли он до седьмого дня голодовки. Он «оскорбил» старшего, в глаза назвав его ябедником и шпионом.
Четыре дня проголодал Никифор Рождественский за одно присутствие при кулачном бое на улице. А как было не вырваться туда? Для семинаристов не было большей радости, как потихоньку от начальства убежать на Волгу, а иногда и самим принять участие в этом любимейшем развлечении народных масс.
«И сердце бьется, и кровь кипит, и сам чувствуешь, что твои глаза сверкают, — вспоминал впоследствии Н. Г. Чернышевский о кулачных боях, на которых также присутствовал зрителем. — Это чистая битва, но только самая горячая битва, когда дело идёт в штыки или рубится кавалерия — такое же одуряющее, упояющее действие».
Чернышевский чувствует, что и его давят семинарские стены. Семинария начинает казаться ему тюрьмой. Суровые и бессердечные учителя душат в юношах все живое. Они отбирают, если находят у кого-нибудь, сочинения Пушкина, Жуковского. Здесь морят голодом, калечат поркой. Нет, невозможно вытерпеть до конца такой каторжный режим. Бежать, бежать отсюда! «Дрязги семинарские превосходят всякое описание! — жаловался Чернышевский. — Час от часу все хуже, глубже и пакостнее!»
В ПЕТЕРБУРГ!
В ПЕТЕРБУРГ!
Как сын священника, Чернышевский должен был пройти курс наук в семинарии. Но сердце его не лежало к делу отца. С первых дней поступления в семинарию мальчик начал мечтать об уходе из неё. Много раз он говорил отцу об этом. Ему очень хотелось учиться в университете. Отец сам видел, что при способностях сына ему не трудно будет сдать экзамен в университет. Но какой выбрать? Ближе был Казанский. Николай же мечтал о Петербурге.