Через несколько дней он вновь увидит Москву. Он увидит ее сквозь стекло санитарного вагона, но на перроне его никто не будет встречать, и только большие окна вокзала, часы и горящие электрические лампы напомнят Николаю о той женщине, которая когда-то приходила туда и потом прямо с вокзала ехала с Маковым домой и была такой счастливой, что даже пассажиры замечали это. Он скоро увидит и свой родной городок. Там он прожил до шестнадцати лет. У него были товарищи, и один из них теперь живет в Москве и работает главным инженером очень большого завода.

Только как-то раз Маков побывал у него под Москвой на даче, но во время войны Николай совершенно забыл об этом человеке и вот теперь, глядя в темную глубину сада, он решил попросить своего друга найти ему ту женщину, которую Маков любил. В конце концов, что же тут дурного, если ему хочется устроить свою личную жизнь? Он решил не откладывать этого дела и сразу же после ужина написать письмо.

В глубокой задумчивости просидел он еще несколько минут, а потом вышел в коридор, чувствуя такую уверенность, словно все его начинания подходили уже к хорошему концу.

Маков с удовольствием выкурил папироску, сходил в соседний корпус к своему однополчанину сержанту Кострюкову, раненному в обе ноги, и вернулся в палату, когда уже все офицеры поужинали и вели ленивый разговор о том городке, куда их направляли.

— Я убежден, что это дыра, — сказал Карпачев, — где нет даже приличного кинематографа. Тоже мне, придумали отдых для выздоравливающих офицеров.

— Но зато там, наверно, рыбы до черта?

— Откуда она, эта рыба? — спросил Сизорин, обращаясь к капитану Пономареву. — Там, что же, есть река?

— Да, есть какая-то лужа. Я смотрел по карте.

— Плохо вы смотрели, капитан, — сказал Маков и подошел к Пономареву. — Там две реки, лес и такие сады, каких я нигде не видел.

— Вы, что же, бывали в тех краях… товарищ подполковник?

— Это моя родина, — сказал Маков. — Вот приедем туда и навалимся на домашние пироги. У меня мать большая мастерица.

Когда больные улеглись, Маков сел за маленький столик и стал писать письмо.

«Друг мой, — писал он, — как видишь, тут дело не только в воспоминаниях о нашем детстве, но еще и в том, что когда-то я полюбил женщину, с которой глупо рассорился, и потерял ее. Но я начну по порядку. Месяца через два я стану совершенно здоровым человеком. Ранение у меня пустяковое. Да и сама война не опустошила меня, а сделала только погорельцем, который пришел на свое пепелище с твердым желанием жить и работать и как можно скорее устроить свою судьбу.