— Отлично, — сказал он, — начнем феерическую гонку за мужем. Мы можем даже прибавить скорость и врезаться в шлагбаум, так и не поговорив о любви. У кого это было сказано: «Любовь — это когда хочется того, чего нет и не бывает»?
— Ну, зачем же меня злить, — тихо сказала Вера, — у каждой женщины есть единственный человек, которого никто не может заменить. Вот это и есть любовь! Сколько еще осталось до станции?
— Километров пятьдесят, — сказал он, — но мы все равно успеем.
Машина круто свернула на проселочную дорогу, и ее закачало на ухабах. Теперь она шла медленно, мимо подмосковных дач, маленьких деревенек, вдоль какой-то узкой реки, заросшей густым кустарником. В кустарнике пели птицы, и от реки тянуло теплой сыростью и сладковатым запахом гниющих трав. За машиной поднималась пыль и закрывала реку темной высокой стеной. На телеграфных проводах сидели ласточки, оцепенев от зноя. А ниже проводов на горизонте дымился какой-то завод, словно корабль, попавший в мертвую зыбь.
— Ну и жара, — сказала Вера, — просто трудно дышать, и дорога дьявольская.
— Скоро мы выедем на гудрон, а через час будем на месте, — сказал он. — Только я вот не особенно рассчитываю на свою память. Шутка ли: двадцать лет прошло с тех пор, как мы расстались. Только однажды он был у меня на даче. Я совершенно не представляю себе нашей встречи.
— А я представляю.
Через полчаса они подъехали к железнодорожной станции, и Иван Гаврилович отправился к дежурному, а Вера вышла на перрон и увидела маленький садик с зелеными скамейками и много товарных составов, стоящих на запасных путях. За белым семафором садилось солнце, и рельсы в том месте лежали как раскаленные полосы, упираясь своими концами в густой и высокий лес. Деревянный перрон был пуст, и только в самом конце его, около багажного склада, сидел старик и старался вдеть нитку в игольное ушко. Он хмурился и после каждой неудачной попытки вытирал потный лоб рукавом и громко кашлял.
— Послушай, дочка, — сказал он, обращаясь к Вере, — у тебя глаза-то повострее моих: ну-ка, пособи старику. Видать, ты не здешняя?
— Нет, — сказала Вера, — я из Москвы.
— А чего это ты такая веселая, — спросил старик, — глаза-то у тебя так и светят.
— Жениха встречаю, — сказала Вера, — четыре года не было никаких известий.
— Ну и как же он объявился?
— А вот так внезапно и объявился. Хотела я его в Москве встретить, да очень уж там много всяких поездов приходит.
— А номер-то вагона знаешь?
— Там нет номеров, это поезд санитарный.
Старик отложил шитье и поднял глаза на Веру.
— Ты молодец, дочка, — сказал он, — вот и дождалась счастья. Счастье, я тебе скажу, — это все равно что хорошая погода: и на душе светло, и на сердце ясно. Только ты не робей и держись одного берега. Ну, прощай!