— И меня тоже. Подумай только, уезжаем. Бабушка мне столько еды положила, на целую неделю хватит.
Заметив выходивший из депо паровоз Якова Андреевича, ребята вскочили на ноги и замахали руками.
— Ух, какая махина! — прошептал один из них, когда паровоз остановился.
Яков Андреевич спустился вниз, поздоровался с оробевшими ребятами и помог им перебраться с земли в паровозную будку.
Когда он их подсаживал, он заметил, как цепко взялись они за поручни и как у ребят дрогнули мускулы, а глаза засветились и впились в раскрытую топку, где бушевал огонь.
СОРИНКА В ГЛАЗУ
СОРИНКА В ГЛАЗУ
Этот ресторан Линевский выбрал главным образом потому, что в прошлое посещение ему понравился там официант, сумевший вкрадчивой лестью и почтительностью расположить к себе всю ужинающую компанию. Он выбрал этот ресторан еще и потому, что там было тихо, светло и чисто и туда редко заходили студенты, подгулявшие рабочие и женщины с грошовыми клипсами в ушах.
Когда он разделся, то прежде всего обратил внимание на землистые, старческие пальцы гардеробщика, обмороженные еще в первую мировую войну.
Какой-то старинный значок с двумя мечами украшал впалую грудь этого худенького старичка, одетого в потертый китель.
— Как она, жизнь-то, служивый?
— Ничего, движется. Сначала день, потом ночь. Глядишь, и сутки прочь.
— Вот как, — сказал Линевский. — Да ты, видно, философ?
— На то и человек, чтобы рассуждать.
— И отлично. А что это у тебя с руками? — спросил Линевский, кладя на барьер пальто и шляпу.
— Война покалечила, — сказал гардеробщик.