— Здравствуйте, Хайди.

Журналист. Увидев его вблизи, я испытала новое потрясение. Издалека, когда он сидел у бара, я заметила неблагополучное состояние его лица. Но сейчас мне было видно и то, как неумело он пытался загримировать свои синяки и ссадины. Тот еще видок, даже в жидком клубном свете! Подкрашенный монстр. Хайди подмывало дать ему совет: «Главный принцип хорошего макияжа — чем меньше, тем лучше. И наносить его надо при дневном свете». Однако стриптизерка лишь сосредоточенно пыталась скрыть свое почти брезгливое удивление.

— Не пугайтесь, — сказал он почти нежным тоном.

— Что с вами?

— А, подрался. Точнее — побили.

— О, я вам сочувствую…

— Ничего, заживет.

Глядя поверх моего плеча, он вдруг заторопился:

— Хайди, нам нужно поговорить. Может быть, позже? После закрытия клуба?

— Хорошо, — согласилась Хайди, опережая решительное «нет» стриптизерки.

Словно из-под земли рядом со мной вырос Бруно. Мужчина, для которого я танцевала в кабинке, уже дошел до своего столика и сел.

— Извините меня, — сказала я журналисту и пошла прочь. Я собиралась заняться приятелем и коллегой биржевого маклера — и на несколько минут стать центром его мира.

С приятелем биржевого маклера дело выгорело, и я повела его в заднюю комнату.

Там-то всё и случилось.

Передо мной в заднюю комнату прошла Пэрис с жирнягой. Тот был настолько пьян, что Бруно, снимая оградительную веревку и пропуская меня и очередного маклера внутрь, опасливо покосился. Пэрис, очевидно, успокоила Бруно глазами: ничего, справлюсь!

Мой маклер сел слева от жирняги, который как раз говорил Пэрис заплетающимся языком:

— Покаш-ши класссс, и полушь саасвесвенно…

Типы вроде этого пузана — самые противные среди посетителей. Они совершенно не способны увлекаться и женским чарам не подвластны — явились получить за свои деньги удовольствие, хотя патологически не способны что-либо испытывать, кроме счастья от удовлетворенной алчности — стоят на денежном пьедестале и красуются.

Пэрис, довольно непрофессионально, дала волю своему отвращению — это было заметно по скорости, с которой она заголялась. Она взяла такой темп, что мой маклер стал постреливать глазами в ее сторону; я только-только начинала игру, а Пэрис извивалась уже совершенно голышом.

— Даай, даай, крошшша, — приговаривал жирняга.