— А вы знали Владу Матусевич?..

Всё, слово упало, не вернешь. И вдруг я вижу перед собой уже не лисью морду — а морду гиены. Хе-хе.

— Знаете, мне на всю жизнь хватило и того, что я знал ее матушку, хе-хе!

— Нину Устимовну?

Я не туплю, я торможу — что-то надвигается, чего я слышать не хочу, но отвратить это уже невозможно.

— Да ее, ее же… Нинель ее настоящее имя…

Нинель? А, правильно, Нинель — модное когда-то среди совноменклатуры имя, вывернутый задом наперед «Ленин»…

— Я и Матусевича-отца знал… Он вообще-то не без способностей был художник, но эта, простите на слове, стерва его вконец загнобила… Мы ее между собой звали — самка богомола, хе-хе… Паучиха, которая после спаривания пускает самца на белок… Она, к слову, красавица была, такая, знаете, ядерная блондинка — закопай, так она голыми руками землю разроет и выкарабкается, хе-хе… Не приведи Господь такую жену…

Что-то в его голосе, какая-то царапающая нотка, подсказывает мне, что он не женат. Или давно разведен. Можно было бы и раньше допереть: несвежая рубашка, общий налет неухоженности — так бывает, когда человек долго живет один и некому его осмотреть перед выходом из дома. Остается утешаться тем, как плохо бывает женатым. Особенно тем, кто женится на красавицах блондинках. Влада тоже всегда твердила, что ее мама была красавица, а я вежливо помалкивала: по-моему, красавицы — они и в старости такие, а про Н. У. я бы так не сказала…

— Что Матусевич не реализовался как художник, — продолжает радоваться Лысый, — это все вина Нинели — куда больше, чем советской власти! Государственной премии она для него, правда, так и не добилась, хоть и гоняла его в Це-Ка каяться за ошибки молодости, но до спецраспределителя он все-таки не дослужился, хе-хе… Я этот коньячок уже допью, с вашего позволения? Зачем же его здесь на слезы оставлять… Ваше здоровье! А на меня она в семьдесят третьем году написала донос — в партком Союза художников и в издательство «Мыстэцтво», откуда меня с ее подачи и выгнали — за идейную незрелость. И с этого начались мои мытарства. Хотя я был молодым специалистом, и по закону выгонять меня не имели права, — (он уже говорит так, будто это было вчера, с такой же свежей обидой). — Я тогда опубликовал в Тра-та-та-та, — (называет какой-то тогдашний журнал, какое-то социалистическое искусствоведение или свиноведение, которое я тут же забываю), — свою статью, — (высыпает какой-то претенциозный многоэтажный заголовок, тоже просвистывающий у меня мимо ушей, будто на незнакомом языке протарахтел), — ее называли манифестом поколения, обсуждение было в Союзе у-у какое бурное — последний, можно считать, всплеск свободы…