— О судне они знать не могут, — говорит Тристан. — Не считая членов команды — которым не сообщили, кто будет их пассажирами, — никому в этом городе, кроме меня, не известно название поджидающего нас судна.
— Наркису оно было известно, — говорит Гривано. — А также агентам Моголов, с которыми он поддерживал связь.
Тристан приступает к загрузке верхней камеры атанора. Он устанавливает колбу в ванночке с песком и размещает ее на полке над набирающими жар углями.
— Наркис бин Силен действовал в одиночку, — говорит он. — Даже его соседи по Турецкому подворью ничего не подозревали. А его могольские друзья находятся не здесь. Скорее всего, они ждут его в Триесте.
— А вы уверены в том, что перед смертью он не сознался?
— Да, я в этом уверен.
— И на чем же основана такая уверенность, Тристан?
— Я был свидетелем смерти Наркиса бин Силена.
Тристан осторожно убирает руки от своего стеклянного сооружения, удостоверяясь, что оно достаточно устойчиво. Затем регулирует высоту поддона, на котором лежат горящие угли. На Гривано он не смотрит.
— Я его не убивал, — говорит Тристан. — Хотя при необходимости сделал бы это без колебаний. Но он сам осознал пределы возможного. Я объяснил ему, кто я такой. Он меня понял. После этого он самолично затянул петлю на своей шее и повесился под мостом Мадоннетта. Потом я обрезал веревку, и его тело поплыло по каналу. Что и говорить, такой конец не назовешь счастливым, Веттор. Но в противном случае конец его был бы куда более ужасным.
Гривано смотрит на гладкое лицо своего друга, залитое оранжевым светом. Он не знает, насколько можно верить Тристану. Хотя имеет ли это сейчас какое-то значение?
— Если Совет десяти не знает, на какой корабль мы сядем, — говорит Гривано, — тогда стоит ли разыгрывать этот спектакль с переодеванием? Никто все равно его не увидит.
Тристан все еще возится у цилиндрической печи, хотя все необходимые процедуры уже выполнены.
— Дополнительная предосторожность, — говорит он. — Сбиры будут патрулировать лагуну и могут заметить наши огни. Они также будут вести тщательный учет всех судов, проходящих через пролив Сан-Николо. Как только о побеге зеркальщиков станет известно, они вместе с гильдией вышлют в погоню своих убийц. И я предпочел бы, чтобы эти убийцы направились в Константинополь, а не в Амстердам.
Гривано молчит. Тристан продолжает ненужную суету вокруг печи, пока его притворство не становится слишком очевидным. Тогда он распрямляется и, вздохнув, поворачивается, чтобы встретить взгляд Гривано.
— Вы лжете, — говорит Гривано.
Тристан делает обиженное лицо.