Тристан переносит ладонь с руки Гривано на его шею ниже затылка. Кожа ладони сухая и гладкая.

— Вы можете найти убежище за пределами христианских земель, — говорит он. — Полагаю, для вас это лучший выход.

— Сомневаюсь, что меня будет ждать теплый прием в Константинополе.

— Это очень большой мир, друг мой. В нем много укромных уголков и громадных пустых пространств, где можно исчезнуть без следа. Вы можете, к примеру, обосноваться в Александрии. Или в Триполи.

— Или на Кипре.

— Безусловно. Кипр никогда не следует сбрасывать со счетов.

Гривано движением плеча избавляется от руки Тристана и переходит к атанору, чтобы взглянуть на процесс. Субстанция в колбе неподвижна, цвет ее не изменился, но в подсоединенном аламбике уже накапливается жидкость.

— Сколько времени это обычно занимает? — спрашивает он. — Я о вашем методе.

— Бывает по-разному. Но не меньше трех недель. Иногда месяц и более.

— Но вы же собираетесь покинуть дом следующей ночью?

— Да, — говорит Тристан. — Через шестнадцать часов, после редукции, материя коагулирует в стабильное состояние, и я возьму с собой образцы. Кроме того, если вдруг завтра сюда вломятся сбиры, я смогу продемонстрировать им алхимический процесс со словами: «С чего вы взяли, будто я планирую побег из города? Взгляните — я только что приступил к сложнейшей операции, которая займет как минимум месяц!»

Гривано криво ухмыляется и трогает теплую колбу костяшками пальцев. Потом обводит взглядом расставленные в рабочем беспорядке сосуды и приспособления, склянки с химикалиями и растительными экстрактами. Хотя руки его сохраняют неподвижность, мышцы попеременно напрягаются и расслабляются, вспоминая отработанные годами движения мага в процессе Великого Делания. Открыть окно в мир идеальных форм, приобщиться к сознанию Бога: таковы цели его искусства. Но Гривано сейчас удивляет то, как много воспоминаний о его трудах в лаборатории основано на сугубо физических привычках — под стать гимнастике янычаров или детским играм с мячом. Там тоже были четкие правила, и ты повторял одни и те же движения многократно, пока не начинал выполнять их автоматически. Если подумать, те миры также были по-своему идеальными, разве нет?

— Я думал о вашем зеркальном аламбике, — говорит Гривано. — А заодно о цитате из «Герметического корпуса», которую счел уместным ввернуть в свою речь Ноланец: о привлекательном отражении, побудившем человека покинуть небеса и населить землю. Человек посмотрел вниз и увидел собственное идеальное отражение в поверхности воды. Отсюда берет начало двойственность нашей натуры: смертная плоть, населенная бессмертными душами.