Голубые глаза нежны и насмешливы. Да что происходит-то? Голова от нее кругом.

Мороженое текло по рожку ей на пальцы. Андерсона посетило наистраннейшее желание их облизать.

Пропаду ни за грош, горошек.

— У вас мороженое тает, — сообщил ей Андерсон.

Она облизала рожок, потом пальцы, один за другим, смеясь над собой. Просто хохотушка, решил было он, но нет — смех ее поднимался из глубин, раскатывался в воздухе, занимал пространство. Мороженое, подумал Андерсон, и головокружительный восторг поднялся по телу прямо от бледных подошв. Тайный ключ к жизни — мороженое. Ее смех звенел у него в ушах, не умолкая.

Андерсон надеялся, что этот смех никогда не умолкнет.

Он уже подустал. Ты подумай, как утомительна, оказывается, эта возня в воде. Он сопротивляется сильнее, чем предвидел. Да перестань ты копошиться, подумал он. Отпусти.

Он открыл глаза. Течение быстрое. Сандалий и книги уже не видно — слились с песком.

Сердце било как молот. Андерсон прикинул, сколько до берега. Пожалуй, можно и выбраться, если охота. И дальше что? Вернуться в это тесное существование, что скукоживается все больше, — жуешь морепродукты, ненадолго выходишь погулять. Не ужасная жизнь. Но она сходит на нет…

По языку Андерсон уже не скучал. Ему нравилась конкретность этого нового бытия — солоноватый вкус краба, застенчивое и любопытное лицо девушки, подающей блюдо с этим крабом, песок в сандалиях по дороге к бунгало, щекотка дыхания в ноздрях при медитации. Словно сама земля взирала на Андерсона, обняв его лицо ладонями. Нашептывала ему на бессловесном языке, который он на всю жизнь забыл и лишь теперь вспомнил; говорила с ним о реальности до того безбрежной, что ни с кем не поделиться, даже если бы он мог. Он с трудом узнавал себя в зеркале: смуглое, беззаботное, затвердевшее лицо, бешеные блистающие глаза — это кто такой? Андерсон принял простоту с благодарностью, но знал, что скоро перестанет понимать даже самые примитивные разговоры. И прогнется под грузом того единственного, чего боялся, — беспомощности.

Берег — бледный мазок вдалеке. Там на песке книга Андерсона. Без нее он словно осиротел; последние дни всюду таскал ее с собой. Поначалу прибегал к ней, чтобы уклониться от разговоров, — нырял лицом в страницы, которые написал и больше не мог прочесть, — но под конец книга стала ему как будто другом. Просыпаясь ночью, потерянный и напуганный, он включал свет и сквозь мельтешение жирных мотыльков устремлял взгляд на голубую обложку. Книга говорила с ним без слов — подтверждала, что он жил.

Может, ее найдет туристка, выйдя на охоту за раковинами. Может, эта книга перевернет ей жизнь.