Он сказал, что ему не так-то просто сообразить, как представиться.

– Видите ли, я встречал вашего мужа в «Лугозере». Мне частенько приходилось туда наведываться.

– Да? – сказала жена Обри, воинственно выставив подбородок.

– Как у вашего мужа делишки?

Эти «делишки» выскочили спонтанно и удивили его самого. По идее, надо было спросить, как у него здоровье.

– Все замечательно, – сказала она.

– Он там с моей женой очень тесно сдружился.

– Я слышала.

– Ну вот. Я хотел поговорить с вами об этом, если у вас есть минутка.

– Мой муж не подбивал к вашей жене никаких клиньев, если вы клоните к этому, – сказала она. – И никоим образом к ней не приставал. Он и по здоровью неспособен, да и в любом случае не стал бы. Как я поняла из того, что мне рассказывали, там все было с точностью до наоборот.

– Да нет, – слегка опешил Грант. – Нет. Я совершенно не к тому. Я пришел вовсе не жаловаться.

– А-а, – протянула она. – Ну, тогда простите. Я думала, вы об этом.

Вот все, что она сумела из себя выжать в смысле извинений. Раскаяния в ее тоне не чувствовалось. Чувствовалось, что она разочарована и смущена.

– Ну так зайдите тогда, что ли, – сказала она. – А то от двери сквозняк дичайший. Сегодня не так тепло, как кажется.

Так что даже в дом попасть – уже была победа. Не думал он, что дело пойдет столь тяжко. Какую-то он не такую от Обри жену ожидал. Думал увидеть разволновавшуюся домоседку, обрадованную неожиданным визитом; женщину, которой его доверительный тон будет маслом по сердцу.

Она провела его мимо входа в гостиную, объяснив:

– Нам придется сесть в кухне, чтобы мне было слышно, как там Обри.

Гранту бросились в глаза двухъярусные занавеси на окне гостиной; оба яруса синие – одна занавеска полупрозрачная, другая шелковистая с блеском, а рядом обитая такой же тканью синяя софа плюс кошмарный блеклый ковер и множество сверкающих зеркал и безделушек.

У Фионы для этих занавесочек с рюшечками было какое-то особое словцо; она его произносила насмешливо, хотя почерпнула от женщин, которые им пользовались на полном серьезе. Всякая комната, где красоту наводила Фиона, становилась светлой и пустой; она бы поразилась, увидев, как много всяких финтифлюшек можно сгруппировать в таком ограниченном пространстве. А вот словцо… Грант думал, думал, да так его и не вспомнил.

Из помещения, примыкающего к кухне (терраса не терраса – что-то сплошь застекленное, хотя и прикрытое ставнями от яркого, почти уже летнего солнца), слышалось бормотание телевизора.