– Мне не нужна твоя помощь.
– Значит, надо отвести тебя к нужному врачу.
– Черт побери, Амина, с медицинской точки зрения со мной все в порядке! – внезапно заорал Томас.
– Н-н-но откуда ты знаешь? – заикаясь, спросила Амина, прислушиваясь к гулкому уханью сердца в груди.
– Оттуда!
– А ты с кем-нибудь говорил после этого? Обследование проходил? Лекарства принимаешь? Доктор Джордж сказал, что пытался…
– Ты говорила об этом с Аньяном?!
– Я… Ну… Да. Но…
– Ты говорила об этом с моим коллегой?!
– Да, я подумала…
– Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! – побледнев, воскликнул Томас. – Хотя о чем я – конечно нет! Зачем вам с матерью вообще о чем-то думать, если можно просто заламывать руки и сваливать всю вину на меня? Вам самим-то не надоело?
У Амины на глаза выступили слезы. Ее явно унизили как женщину – именно такого унижения любой ценой пытаются избежать все дочери, у которых близкие отношения с отцами, как будто признаться в своей уязвимости – то же самое, что ходить с пятном на юбке.
– Перестань! – Отец вытащил две салфетки из стоящей на стойке коробки и швырнул ей.
Амина тяжело дышала, прикрывая рот салфеткой и чувствуя, как голову стальным обручем сжимает боль, а на лбу, словно конденсат, выступают капли пота. Она высморкалась, но это не помогло.
– Думаю, тебе пора возвращаться в Сиэтл, – продолжал отец.
– Подумай о своих пациентах, – неожиданно жестко произнесла Амина, смяв мокрую от слез салфетку в шарик.
Ее слова прозвучали как удар хлыста. Воцарившееся молчание показалось ей бесконечным, словно длинный коридор, в конце которого маячило лицо пораженного Томаса. Амина положила смятую салфетку на стойку.
– Завтра я позвоню доктору Джорджу, – быстро сделав вдох-выдох, сообщила она. – Ты пойдешь к нему на прием, а если понадобится – к кому-либо еще. Если ты этого не сделаешь, я лично обращусь в попечительский совет Пресвитерианской больницы и все им расскажу, – закончила она свою речь.
После этого Амина вышла из кухни на веранду, а оттуда – в сад, где на земле до сих пор валялась смятая, безнадежно испорченная куртка Акила, по складкам которой туда-сюда сновали мокрицы.