Попутно я прихожу к выводу, что, в сущности, люди мало чем отличаются друг от друга. У всех нас есть недостатки, мы полны страхов и отчаянно нуждаемся в любви, все мы глупцы, стремящиеся к успокаивающей уверенности. Я скорблю.

В половине пятого утра меня будит мама.

– Его больше нет.

На этот раз я понимаю ее без объяснений. Боб умер.

Удивительно, сколько нового можно узнать о человеке на похоронах и понять, какое количество оставшихся без ответов вопросов будет погребено вместе с ним. На похоронах моего отца два года назад выяснилось, что папа хотел быть летчиком, но это так и осталось мечтой, хотя мне непонятно почему. Сегодня, стоя у могилы Боба, я узнаю от его товарищей, что он был членом Общества анонимных алкоголиков и вырос в детском доме, что в пятнадцать лет убежал оттуда и год бродяжничал, прежде чем его приютил владелец ресторана, дал ему работу и комнату. Ему потребовалось шесть лет, но он все же закончил колледж.

Что заставило его в пятнадцать лет покинуть детский дом и уйти на улицу? С какими демонами в душе он боролся с помощью программы Двенадцати ступеней? С алкоголизмом или чем-то более серьезным?

Я пожимаю мамину руку и склоняю голову, когда священник начинает читать молитву о прощении грехов покойного. Исподтишка я кошусь на застывшего с суровым лицом Эр-Джея, стоящего рядом с мамой с другой стороны, и закрываю глаза. Господи, прости Боба и меня. И, пожалуйста, смягчи сердце Эр-Джея.

Священник осеняет гроб крестным знамением, и он медленно опускается в землю. Все постепенно расходятся. К маме подходит мужчина и приносит соболезнования.

– Ваш муж был хорошим человеком, – говорит он.

– Самым лучшим, – отвечает мама. – И он будет вознагражден.

Если бы здесь была Дороти, ей понравились бы эти слова. Надежда подсказывает, что он будет вознагражден, но вера знает, что этого не случится.

Я обнимаю маму и направляюсь к машине. Надо дать маме возможность несколько минут побыть наедине с тем, кто был любовью всей ее жизни.

Задумавшись, я неожиданно сталкиваюсь лицом к лицу с Эр-Джеем. На нем темный костюм и белая рубашка. На несколько мгновений наши взгляды встречаются, но я ничего не могу прочитать в его глазах. Знаю только, что в них нет того презрения, что было неделю назад, может, оно сменилось тоской и разочарованием? Похоже, он тоже скорбит обо всех тех потерях, что выпали на его долю за столь короткое время.

Я смотрю на него, не в силах оторваться, и чувствую, как рука обнимает меня за талию. Вздрогнув, я оглядываюсь и вижу Лидию. Она утыкается лицом мне в грудь и дает волю рыданиям.