Так обстояло дело в марте 1860 года, когда отец Теодорины, господин Бизью, известил о скором своем приезде в Париж. Несмотря на почтенный возраст, он по-прежнему занимался своими прядильными фабриками; этот высокий, суровый и мужиковатый с виду старик принадлежал к породе тех предпринимателей, полупомещиков-полуфабрикантов, которых немало было тогда в Эльзасе, Юре и Женевском кантоне. Он остановился в собственном особняке на улице Гранд-Верт, уже переименованной к тому времени в улицу герцога Пантьеврского. Супруги Бизью сохранили этот дом лишь для того, чтобы останавливаться там при своих приездах в Париж, - они теперь почти весь год жили в Аннеси. Теодорина оказалась единственной в семье перебежчицей, но хранила неизменную привязанность к родному краю, и отец рассчитывал на эту верность.

Господин Бизью сказал, что вслед за ним прибудет делегация из сорока одного савояра с целью заявить императору французов, что их страна была бы рада, если бы ее присоединили к Франции. Старику Бизью предлагали возглавить делегацию, но он отказался, ссылаясь на свой преклонный возраст и на то, что для его фабрики это присоединение было бы выгодным ввиду упразднения таможенного барьера. В таких вопросах он придерживался тех же принципов, что и Буссардели: он остерегался вмешиваться в политику. Но вся атмосфера в столице была такова, что он решил оказать через свою дочь, ставшую парижанкой, почетный прием делегации.

На несколько дней Теодорина изменила своим обязанностям хозяйки дома на улице Басс-дю-Рампар и с утра до вечера пропадала в родительском особняке на Пантьеврской улице; она отворила там приемные покои, освежила их убранство, украсила их множеством зеленых растений и для устройства званого обеда составила столы в форме подковы. Фердинанд испытал странное чувство, когда присутствовал на этом обеде, занимая место в конце стола, тогда как Теодорина сидела на главном месте, имея напротив себя отца, а по правую руку - Грейфье де Белькомба, который накануне держал речь перед императором, императрицей и наследным принцем.

Делегация отбыла обратно в Савойю, и целый месяц Теодорина, отличавшаяся невозмутимым спокойствием, проявляла необычную для нее рассеянность. 22 апреля в Савойе должен был проводиться плебисцит. Теодорина чуть не каждый день писала отцу, посылала депеши, нетерпеливо ждала, когда принесут почту. Фердинанд, которому жена в известной мере всегда внушала уважение, делал вид, что не замечает ее нервного состояния. В это время он завел новую любовную интригу, чрезвычайно его захватившую, и из-за нее мало бывал дома; возвращался он почти всегда за полночь, а то и на рассвете, осторожно проскальзывая в калитку, выходившую в переулок Сандрие.