Наступил наконец день 22 апреля. Вечером благодаря телеграфу никто уже не сомневался в результатах, но пришлось подождать еще неделю, пока стали известны точные цифры. Когда принесли депешу, Теодорина, поджидавшая ее, была у себя в будуаре. Она вскрыла телеграмму, прочла ее.
- Ах! - воскликнула она и вся побелела. Она позвонила.
- Пошлите сейчас же в клуб - барин хотел там быть, пошлите на улицу Прованс и к моим замужним дочерям. Я прошу всех родственников прибыть ко мне. Отворите внизу большую гостиную и приглашайте пройти туда. Когда все соберутся, скажите мне.
День был воскресный, младшие сыновья и юная Ноэми находились дома. Через полчаса самое большее Теодорина предстала перед своей родней. С величавой осанкой появилась она в дверях большой гостиной. На ней было нарядное платье из шелкового фая темно-красного цвета, который подчеркивал ее солидность. В руке она держала телеграмму. Мгновение она глядела на собравшихся родственников, позади которых, по ее распоряжению, выстроились все слуги.
- Я созвала вас, - сказала она, - для того, чтобы сообщить вам весть, ставшую уже официальной, - весть о том, что Савойя, мой родной край, по добровольному ее желанию вновь стала французской землей. Вам, конечно, интересно будет узнать итоги подсчета голосов при плебисците.
Родные слушали с удивлением, сбитые с толку театральностью этой аудиенции, которая была совсем не в характере Теодорины, и легкой дрожью в голосе, выдававшей ее волнение.
- Состояло в списках сто тридцать пять тысяч четыреста сорок девять человек, - читала Теодорина, - участвовало в голосовании сто тридцать тысяч восемьсот тридцать девять человек, из них сто тридцать тысяч пятьсот тридцать три человека ответили "да", двести тридцать пять "нет", семьдесят один бюллетень признан недействительным.
Она умолкла и, подняв руку ко лбу, покачнулась, - казалось, вот-вот упадет в обморок, впервые в жизни. К ней бросились, подхватили, и внуки обняли свою бабушку. Но она уже оправилась и объявила, что поедет сейчас в церковь св. Магдалины отслужить благодарственный молебен. Она согласилась, чтобы близкие сопровождали ее.
Набралось столько народу, что к трем каретам, ожидавшим у подъезда, прибавилось еще две, и со двора выехали вереницей пять экипажей. Фердинанд, которого посланный не нашел в клубе, приехал как раз в эту минуту и видел, как маленький кортеж направился по бульвару. Не известно, заметила ли мужа Теодорина, во всяком случае, она не дала распоряжения остановиться, и лишь слуги сообщили ему дома, что' произошло.