Его наконец заметили.

– Эй, дед! – крикнул кто-то из ратников. – Что, тоже порезвиться решил?

Несколько ратников тут и там повернули головы. Освещенный закатными лучами, Осмол смотрел, открыв рот, на действо. Длинная седая его борода болталась туда-сюда от легких порывов ветра. Коротковатые жилистые руки, покрытые редким длинным волосом, двигались судорожно, крючковатые пальцы теребили веревку торбы.

– А какие у деда лапти! – обратил внимание один из приближающихся ратников. – Таких в нашей деревне не делают. Это новгородские лапти. Ребята, он – княжеский спьен, это точно.

Какая-то женщина, воспользовавшись тем, что внимание окружавших ее ратников отвлеклось на Осмола, попыталась отползти в сторону. Один из ратников остановился на мгновение и сделал полуоборот, чтобы раскроить ей топором череп.

– А ну, старина, скажи, – спросили Осмола, – что вот это такое, а? – указывая на одно из деревьев.

Осмол, несмотря на охвативший его ужас, удивился вопросу.

– Вот это?

– Да.

– Дерево.

– Какое дерево? Как ты его называешь?

– Предлиг.

– Ну, что я говорил? – ратник торжествующе посмотрел на коллег. – Княжеский спьен!

– Но это предлиг! В Новгороде все это знают! – изумился дрожащий Осмол.

– В самом Новгороде – да. Это потому, что все, кто там нынче живет – предатели продажные и корыстные. А отгадай, дед, загадку. Что пролегло меж Новгородом и Верхними Соснами? По чему повозки ездят и путники ходят?

– Хувудваг, – сказал Осмол, дрожа.

– Вот, – ратник улыбнулся еще шире, глядя на своих. – Ель у него предлиг, дорога хувудваг. Так, помимо спьенов, еще ковши говорят. А вот приходили к нам, дед, из-за моря люди недобрые, которых киевский выродок купил, чтобы над нами надругаться. Как ты их зовешь?

– А как надо? – спросил Осмол.

– Надо – варяги. А ты их называешь – варанги. Так ведь?

– Нет, я их называю варяги.