– А что именно он с тобою повидать хотел, не говорил? Куда ехать-то сперва намеревался? – допытывалась Певунья (а тиун смотрел на нее странно).

– Говорил. Всего и не упомнишь. За морями, говорит, сидит кот большой, или не кот, а с лицом человека, и огромный, будто четыре дома один на другой поставили и удерживают. Из камня огромного кот. А кругом избы огромные с острыми верхами. А еще дальше, за другим морем, там какие-то хвиники растут, а люди по городу ходят совсем голые, и круглая чаша с окнами, очень большая, туда по тысяче человек заходит, и церкви до небес. И к грекам, говорил, поедем, но тут Сушка не выдержала, заплакала. Каменный кот да чаша с окнами и голыми людьми – это еще ничего, можно вытерпеть, но вот уж к грекам – нет уж, не бывать этому. Еще чего. А как ушел болярин до рассвета, так Сушка оделась потихоньку да и сбежала. Лучше холопкой горькой, чем к грекам.

– Дура ты, Сушка, – сказала Певунья, смеясь. – Раз в жизни выпадает дурам счастье, но дуры не замечают.

– Да какое же счастье, кормилица, с греками жить?

– Да, – согласилась Певунья. – С новгородцами счастья-то поболе будет. Особливо зимой, как ставни-двери позапираем, щели мхом да смолой законопатим, печь затопим, и будем у печи в пряжу да тряпки замотавшись сидеть, зубами стучать – вот и счастье.

Тиун снова промолчал. Певунья была – похожа на прежнюю, а все-таки что-то в ней было новое, непонятное, может быть опасное. И смотреть по-другому стала, насмешливо. Ну, авось ничего, пообвыкнется.

***

Дир подогнал лодку к берегу и велел Ротко вылезти в воду и вытащить судно на сухую землю до половины.

– Я не смогу. Я не такой сильный, как ты, – возразил Ротко. – Ты вон какой бык. А у меня телосложение артистическое.

Диру надоели выходки зодчего, отдаленно напоминающие выходки Гостемила. Одно дело Гостемил, представитель древнего вельможного рода, а другое – холоп, который, видите ли, не холоп, а военачальник смолильщиков.

– А я вот твое артистическое сложение сейчас в узел завяжу, – сказал он.

– Ты мне не грози, – возмутился Ротко.

– Не кричите вы так, – благоразумно вмешалась Минерва писклявым голосом.

– А чего он грозится? – пожаловался Ротко. – Я не холоп его!

– Ага, – сказал Дир многозначительно.

– И вообще непонятно, куда мы все время спешим и от кого прячемся, – заявил Ротко. – Ну его! Я вот сойду сейчас и пойду себе в город. Найду жилье, заработок, и буду ждать князя.

– Вот и прекрасно, – согласился Дир. – И иди себе.

– Ротко, я тогда с тобой пойду, – сказала вдруг Минерва.