Он снова взялся за жгут и кряхтя потащил хведитриуса дальше, иногда останавливаясь и вытирая пот со лба. Одно утешительно – вот он Новгород, близко совсем, и вон стена детинца.

Спохватился он поздно. Ему бы раньше сообразить, что Новгород – город, а в городе живут люди, и люди эти имеют обыкновение попадаться на пути.

И попался на пути Бовы человек росту среднего, а телосложения крепкого, в шапке.

– Эй, поселянин, кого ты там гвоздичишь? – крикнул он издали.

По одному этому слову сметливый Бова догадался, что дело имеет с одним из жителей Черешенного Бугра.

– Лежи себе тихо, а то в беду попадем, – негромко сказал Бова Житнику. – Родственника моего двоюродного! – фальшиво-благодушно крикнул он. – Его в лесу раздели и покалечили, волоку к лекарю!

Лихой человек приблизился. Две возможности. Первая – он может не знать посадника в лицо. Вторая – он мог не слышать, что молол бирич с помоста, а слухи до него могли не дойти.

– Эка его угораздило, – заметил лихой человек, оглядывая Житника. – Дышишь еще, али уж нет, горемыка?

Житник не ответил.

– А ты умаялся совсем, поселянин. Давай я тебе помогу.

– Нет, я не умаялся, – сказал Бова.

– Я вижу, что умаялся.

– Совсем не умаялся. В нашем роду все такие – маленькие, но двужильные. Как чего, так…

– Давай помогу.

– Нет, не надо, спасибо.

– Давай, давай, что тут разговаривать.

Лихой человек без труда отобрал у Бовы один конец жгута.

– Потащили!

Горемычный я, подумал Бова. Не везет совершенно.

Тащить вдвоем оказалось значительно легче. Ничего, думал Бова. Может, он со мною поделится. Половиной. Или хоть бы четверть дал. Ведь это какая сила денег, в любом случае – четверть от пяти тысяч гривен.