— Разрешите?

На пороге кабинета молодой боец, еще совсем мальчишка.

— Уезжаешь?

— Да, — кивает боец и добавляет срывающимся голосом, — на войну.

Лена крестит ему лоб.

— Помогай тебе Бог.

Однажды ночью этот солдат приволок в медроту своего товарища. Тот в туалете дважды полоснул себя ножом по руке и вскрыл вены. Было много крови. Затертые пятна до сих пор можно увидеть на потолке кабинета. Самоубийца упирался. Лена приказала бойцу лечь товарищу на ноги. Она пережала раны, быстро и ловко забинтовала разрезы и попыталась поставить капельницу. Самоубийца вырывался и не давал руку.

— Убью, суку. Башку оторву нахуй, блядь! — орала Лена, наступила самоубийце коленкой на голову, вывернула на бок руку и одним движением вонзила ему в вену иглу.

— Я в шоке, — радостно рассказывает мне боец. — Ноги, значит, держу и думаю, ну как можно самоубийце — и смертью угрожать!

И боец смеется. И Лена тоже.

— Ничего, испугался же, затих, как миленький, — хохочет она.

После товарища комиссовали. А этот уходит сегодня в АТО.

— Я вам позвоню, можно? — просит записать свой номер телефона боец.

Лена записывает. Новый номер с очередной буквой.

У нее их в телефоне много.

Одни буквы.

Она помнит всех.

И никого не удаляет.