— Впервые выпало вас везти, мистер Джинз, — сказал шофер.
— Да, — сказал Бэрри, — я редко езжу в такси.
Через окошечко в перегородке, отделяющей водителя от пассажира, шофер подал Бэрри блокнот для автографов.
— Порадовать жену, — сказал он.
Бэрри достал ручку и расписался.
— Не говорите, где я к вам сел, — сказал он. — Я сегодня всю ночь не был дома.
Подмигнув, шофер потянулся за блокнотом.
— Хорошо, что вы ко мне сели, — сказал он. — Некоторые, если что пронюхают, все продают в «Светскую хронику».
Не доезжая до студии, Бэрри отпустил машину. Потом прошел через ворота и направился в свою уборную. Часы как раз били семь. Ребята пришли еще раньше и были уже на месте. Открывая дверь, он услышал их разговор; Пэт, кажется, говорил по телефону. На массаж времени всяко не остается.
— Привет, — сказал он. — Кайфуете?
Он никогда прежде не употреблял таких слов, но помнил смутно, что слышал однажды, как кто-то из техников обратился таким образом к ассистенту режиссера. Ребята молча уставились на него. Как будто дух стоял перед ними. Потом Пэт положил трубку. Элф метнул на него предупреждающий взгляд и медленно поднялся на ноги.
— Привет, Бэрри, — сказал он.
Остальные сидели прямо и молчали. Никто ему не улыбнулся, Бэрри это напомнило, как его отец, викарий, позвал его однажды в свой кабинет в их старом доме в Херн-Бэй и спросил, почему он опоздал на автобус из Рэмсгейта. Уже не было времени ни на массаж, ни на причесывание, не было времени на душ Шарко. Только на то, чтобы побрить Бэрри и дать Слипу возможность подготовить его к съемке.
— Ну что, ребята, как вчера погуляли? — спросил Бэрри, подходя к зеркалу и разглядывая синеву на подбородке.
Ребята ничего не ответили. Либо Бэрри и впрямь свихнулся и надо остерегаться, как бы он не начал буйствовать, либо все эти годы он их просто дурачил.
— Ты-то как, Бэрри? — осторожно спросил Кен.
Бэрри начал снимать пиджак, потом развязал галстук и расстегнул ворот рубахи.
— Прекрасно, — ответил он. — Просто прекрасно.
И он говорил правду. Он по-прежнему не чувствовал усталости. А рисовый пудинг, который дала ему на завтрак Пинки, был гораздо лучше овсянки. Основательнее как-то. Плотнее.
— Ты поспал? — спросил Боб.