Сообщили Орехову, Деборе, остальным. Вызвали «скорую». Врачи сказали, что на выход из шока уйдет несколько дней. На место происшествия приехал следователь. Дача показаний для Макарона и Артамонова была хорошим поводом облегчиться. Рассказывать все, что было, просто так не поворачивался язык настолько с Улькой все получилось неожиданно.

— Что вы делали наверху? — спрашивал следователь.

— У нее была мечта — снять город с высоты птичьего помета, — отвечал Артамонов.

— Неужели об этом можно мечтать? — удивился следователь.

— А почему бы и нет?

— А больше вы ничего не снимали?

— Нет.

— А где пленка?

— Все упало вниз.

— Внизу ничего не нашли.

— Плохо искали.

— Вы занимаетесь сокрытием, товарищ Артамонов. Это преследуется законом.

— Мы знаем, чем занимаемся. И знаем, что все, чем мы занимаемся, у нас преследуется.

После допроса Макарон с Артамоновым отправились к Орехову, но в квартиру к нему попали не сразу. Полет Ульки отнял у него дар речи. Орехов заперся и никому не открывал. Но Артамонов настоял.

— В этой жизни пристрелян каждый наш шаг, — сказал он Орехову. — Не ценишь деньги — отнимут, не любишь жену — уведут. У денег и дружбы есть одна тонкость — их надо защищать, как диплом. Заслужить и потом защитить. Это две части одной работы. И еще — от жизни надо брать чуть меньше, чем она позволяет взять.

Орехов молчал.

— Пойдем проявлять пленки, — сказал Макарон Артамонову.

Они доехали до «унитаза», поднялись в лабораторию, достали из тайника фоторужье, вынули пленку и приступили к проявке. Потом сканировали кадр за кадром и по очереди вытаскивали на монитор. Снимки получились отчетливыми. Снятые в инфракрасном диапазоне, они придавали фактам дьявольский оттенок.

— Теперь эти ребята в наших руках, — сказал Макарон. — Главное промурыжить судебных исполнителей. Нам нельзя съезжать из детинца. Вплоть до того, что мы здесь забаррикадируемся.

— Надо призвать на помощь трезвенников, — вспомнил Артамонов, — и устроить из амбалов живое оцепление.