— Как мы раньше не додумались?

Утром с белым флагом на Озерную явился Фоминат. Платьев заслал его к «лишенцам» как бывшего у них в употреблении. На Фомината возлагались функции парламентера. Он сказал, что если в выходящей завтра газете будет снята первая полоса, то найдутся люди, которые хорошо за это заплатят. Он дал понять, что та сторона в курсе всего, что происходит в лагере противника.

Макарон встал навстречу, чтобы устроить Фоминату дисмисл — иными словами, чтобы дипломата, которого корчил из себя Фоминат, объявить частным лицом и потом по этому лицу как следует настучать. Но Артамонов тормознул его.

— Это наш человек, — сказал он. — Мы с ним проводили лотерею.

— Ну, извини, — сказал Макарон. — Так это и есть тот самый Фоминат натрия?

— Конечно.

— Похож.

— Сколько платите за пленки? — cпросил Артамонов у Фомината.

— Сто пятьдесят.

— Всего-то?

— А сколько вы просите?

— Мы ничего не просим. Нашу константу вы знаете — триста. Она не меняется на протяжении уже нескольких лет, поэтому не обсуждается.

— Я передам заявку губернатору.

— Но это не все, — сказал Артамонов. — Положение о лотерее до сих пор не подписано. Вы должны вернуть назад видеодвойку. Мы выставим ее в галерее, как в музее. Она дорога нам как память и чтобы замкнуть круг.

— Я принесу, — сказал Фоминат. — Завтра.

— Сегодня, — сказал Артамонов. — В четыре мы привезем в «Чикен» оригинал полосы и обе пленки. Деньги и техника должны быть при вас.

Было понятно, что Артамонов оттягивает время. Когда Фоминат ушел, Артамонов дал команду снять с номера сверстанный материал.

— Зачем? — спросил Макарон. — Мы, что, свертываемся?

— Нет. Мы снимем с полосы фотографии и отвезем, как обещали. А Дебора тем временем поставит другие, поконтрастнее. Они ведь думают, что мы не успели распечатать пленки.

Оригинал-макет снятой полосы Артамонов сложил вчетверо и опустил в боковой карман.